– Таааак! – с таким же «умным» видом высказался Дьявол. – Смотри, Мань, что на стене, где дверь.

На стене ничего не было, но Манька заметила замазанный распил в бревне, который при простукивании обнаружился глухим звуком некоторой пустоты. Она предупредила баньку, что будет немного больно, и, вооружившись кинжалом, подаренным Дьяволом, отковырнула брусок, который прикрывал тайник.

Крест крестов лежал там, но взять его не удалось. Манька видела крест как материальную вещь, но руки ее проходили сквозь него.

– Странно, – обомлел Дьявол, когда заглянул в тайник и обнаружил раритет. – Обрастать начинаю всякой чертовщиной! Я тоже его вижу! – отошел, проморгался, вернулся и не поверил глазам.

Дьявол стал таким убогим и жалким, что Манька сразу начала его жалеть.

– На смех мне вижу я, что это – дьявольский крест! Неужто на моем собственном изобретении споткнули меня? – горестно воскликнул он. – Люди меня в глаза высмеивают, другие спасителями в спину тычут! Да что же это творится-то на белом свете! – всплеснул руками. – Всякий страх перед Богом потеряли! А я думаю, что такое, в Раю пополнения не было две тысячи лет, единичные голуби – один – два в столетие! Абсолют обижается: «Посмотри, – говорит, – что за текучесть у тебя!? Скоро весь перейду в Бытие, и каждый летит и пищит: «Я Бог!», а Я каждый раз понять пытаюсь, это ты, мой Блудный Сын, или не ты? Настроение у тебя испортилось? Решил, как раньше, парить надо мною?» И сколько бы ни объяснял Ему, что жизнь у меня замечательная – Папаша не верит!

Дьявол, наконец, нашел объективную проблему и разошелся не на шутку, решив излить на нее всю свою печаль и невысказанную боль с такой напористостью, что ничего другого не оставалось, как только слушать его причитания. Таким Манька его никогда не видела, и хотела бы как-то его утешить, но в голову ничего умного не приходило.

– Мы-то как с Абсолютом порешили, – простонал Дьявол, схватившись за голову, – что пока жив человек, Отец Мой его в свой удел тянет, а я в свой, а как умер, я Ему всех, кто Его Богом назвал, а себе – кто назвал меня! И кто назвал меня своим? Ой, горе-то, горе, и кому помолиться? Полчища тараканьей тьмы, как тать, прошлись по моей земле, и заполонили ее Спасители, спасая всех до единого! А мне-то что делать, кому оставлю свою Утопию?

Манька кое-как сообразила, что идеализировать Дьявольские причитания не надо: у нее появились сомнения, что крест не подействовал на него с этой стороны. Обычно Дьявол был в здравом уме и твердой памяти, даже когда его заносило, а теперь уподобился человеку и казнил себя за ту жизнь, которой был всегда доволен.