– Нет, как раз наоборот. Я понял это совсем недавно. Творцы явно желали иного будущего для всех людей, но что-то пошло не так. Отступники, Кукловоды… мы застряли в этом бесконечном противостоянии, замкнутый круг, откуда не можем выбраться.

– Да потому, что люди не меняются, Стил, пойми ты наконец! – с надрывом произнесла Кира. – Вся эта чушь про светлое будущее нужна лишь для самоуспокоения. Мы защищаем людей только от них самих!

– Как ты можешь такое говорить? – я не ожидал услышать такие слова из уст Стража.

Кира никогда не отличалась особой мягкостью или тактичностью, она часто могла казаться другим людям слишком прямолинейной и грубой, но никогда не давала повода сомневаться в искренности своих намерений. Она всегда с большой самоотверженностью рвалась в бой, истребляла врагов Системы и чтила Основной закон. Я всегда был уверен в чистоте её помыслов и идеалов, но, похоже, события последних месяцев подкосили немало Стражей, внося в их умы смятение и разочарование. Тяжёлые времена всегда выступали серьёзным испытанием для любых идеалов, проверяя силу духа и веру в собственные мечты. Система точно не устоит, если её единственная опора сломается под тяжестью собственных сомнений. Но чем же я лучше? Я боялся, что слова Киры могли услышать все присутствующие в зале, этой небольшой перепалкой мы сами не раз нарушили Основной закон. Но, увлёкшись процессом спора, мы сами не заметили, как люди быстро покинули кафе при первых признаках вскипающих нервов. Один кассир продолжал исправно нести свою вахту, безразлично поглядывая в нашу сторону.

– Чем раньше мы перестанем гоняться за призраками будущего, тем скорее очистим Систему от всякой мерзости, – решительно отрезала Кира.

– Но тогда всё это не имеет смысла, – с грустью заключил я. – Если не жить мечтой о лучшем мире, зачем тогда продлевать агонию?

– Всё, хватит, давай каждый останется при своём мнении. – Кира вскочила с места, махнула рукой и повернулась в направлении выхода.

– Как скажешь, – пробубнил я в ответ. – Тогда поехали уже, выполним новое задание Хранителя.

Кира сделала шаг, замерла на миг и обернулась.

– Какое? – озадаченно спросила она.

* * *

Кира не любила спорить, впрочем, как и большинство других, с кем мне удалось столкнуться на фронтах логических сражений и священных войн за прописную истину. Она быстро начинала злиться, терять контроль, хотя и пыталась этого не показывать, но её ядовитые слова, злая насмешка в глазах, словах и действиях показывали истинное отношение к позиции оппонента. Похоже, она считала всех остальных глупыми и неразумными детьми, недостойными спора. Кира всегда стояла на своём с такой невероятной решимостью, говорила с таким апломбом в голосе, делала грозное выражение лица, а её устрашающий взгляд испепелял оппонента дотла ещё до того, как тот посмеет возразить, что казалось, она действительно верит в свои слова. Каждое сказанное слово в разгар спора она произносила с таким вызовом и напором, будто это всем понятная истина, не требующая объяснений, а неразумный оппонент вызывал только раздражение. Ей легче отмахнуться от моих доводов, небрежно бросить типичную отговорку своему затворничеству: «У всех своё мнение» – и победно ретироваться из спора, не желая больше проверять на прочность стены собственной темницы. В этой тюрьме среди затхлой вони гниющих догм томятся многие, кто добровольно отказался от света, ведь свободен лишь тот, кто сам оставил двери открытыми. Если пристально посмотреть в её глаза, то за образом бравого воина теоретических баталий можно разглядеть маленького пугливого человека, дрожащего от страха перед огромной, довлеющей массой непознанных сил. Я видел Киру насквозь, и это не скрыть за её сверкающими доспехами из эмоций и хлёстких фраз. Она просто боится правды, бежит от мира и его истинного обличия, скрывается от собственных пугающих мыслей. Такие люди, самоуверенные и жёсткие, не могут дать слабину, показать, что они ошибались, для них это будет концом их собственной личности. Они убеждены в своей непогрешимости, возводят вокруг себя зыбкий иллюзорный мирок, складно скроенную сказку, и смертельно боятся её потерять. Ведь, кроме неё, у них ничего нет. Только там, зарываясь с головой в сладкий дурман собственного разума, становится всё просто и понятно, они ощущают себя в безопасности, среди привычных правил придуманного мира. Поэтому такие люди избегают споров, они боятся разрушить хрупкую иллюзию, потерять себя и никогда больше не увидеть света. При первой возможности они закрывают все подходы под завесой мрачных слов о недостижимости истины, об её относительности для каждого человека. Но это не так, за тусклым сиянием искусственных ламп нужно не бояться искать яркий свет настоящего солнца.