– Теперь вы довольны, Палачи? – сухо спросила пожилая женщина. Затем снова положила руку на плечо Анри, повторяя композицию из того портрета, но поменявшись с мужем местами. – Скоро вас ожидает та же участь.
– Ваш… муж нарушил Основной закон Системы и понёс заслуженное наказание, – сбиваясь и тараторя, произнесла Кира, продолжая держать под прицелом пожилую пару. – А вы… не знаю, что вы за чудовище… вы пытались помешать…
–
Псевдо-Вивьен резко замолчала, замерцала в воздухе, но потом вернулась в обычное состояние, но её голос снова стал неестественным и низким.
– Когда ушла Вивьен, – продолжила женщина, – Анри поклялся ей жить дальше, бороться за свою жизнь во что бы то ни стало. Только распробовав весь горький вкус боли и одиночества, он понял, что главное его богатство – это жизнь. В чём-то вы правы, в этой комнате действительно есть чудовище, но это отнюдь не я. – Псевдо-Вивьен наклонилась и поцеловала Анри в макушку. – Но, возможно, хотя бы теперь он обретёт покой. Помни,
Старик в кресле громко захрипел, дёрнулся, выгибая спину, его руки мелко задрожали, а зрачки повернулись в мою сторону. Они блестели от слёз, которые бравый и гордый офицер не мог себе позволить даже под тяжестью невыносимых мук. Но в его взгляде не было ни капли ненависти, только благодарность, то глубокое, проникновенное чувство, что можно выразить глазами. Уже не было в нём того первобытного страха, что я заметил, когда впервые вошёл сюда. Казалось, он даже улыбался где-то глубоко внутри себя, за покровом боли, одиночества и отчаяния, за сотнями тёмных вечеров наедине со своим прошлым, где-то там сейчас ютилось счастье, свобода, которую мы ему подарили. Свобода от вечной боли. Старик дышал уже очень редко и тяжело, иногда дёргаясь на месте и тихо кашляя в кислородную маску, изрядно покрывшуюся россыпью красных капелек. Его прошлое, стоящее сейчас за спиной в виде его умершей жены, колыхнулось в воздухе и расплылось, сливаясь с окружающей её тьмой. Старик сделал последний глубокий вздох, и его глаза навсегда закрылись.