Светлый фон

– Теперь вы довольны, Палачи? – сухо спросила пожилая женщина. Затем снова положила руку на плечо Анри, повторяя композицию из того портрета, но поменявшись с мужем местами. – Скоро вас ожидает та же участь.

– Ваш… муж нарушил Основной закон Системы и понёс заслуженное наказание, – сбиваясь и тараторя, произнесла Кира, продолжая держать под прицелом пожилую пару. – А вы… не знаю, что вы за чудовище… вы пытались помешать…

– Oh, mon dieu, вы хоть слышите себя? – грустно спросила псевдо-Вивьен, перебивая Киру. – Наказание? Чудовище? Вы вломились в наш дом с целью убить больного старика, который даже двигаться не способен. Что вы ему вменяете? Кому он мешал своим существованием? Он исправно платил вашим хозяевам за тот жалкий осколок жизни, что ему отвели в этом бездушном мире. Он страдает от бесконечной боли и не только физической. Когда ушла его жена…

Oh, mon dieu

Псевдо-Вивьен резко замолчала, замерцала в воздухе, но потом вернулась в обычное состояние, но её голос снова стал неестественным и низким.

– Когда ушла Вивьен, – продолжила женщина, – Анри поклялся ей жить дальше, бороться за свою жизнь во что бы то ни стало. Только распробовав весь горький вкус боли и одиночества, он понял, что главное его богатство – это жизнь. В чём-то вы правы, в этой комнате действительно есть чудовище, но это отнюдь не я. – Псевдо-Вивьен наклонилась и поцеловала Анри в макушку. – Но, возможно, хотя бы теперь он обретёт покой. Помни, mon amour, я всегда любила тебя и всегда буду ждать.

mon amour

Старик в кресле громко захрипел, дёрнулся, выгибая спину, его руки мелко задрожали, а зрачки повернулись в мою сторону. Они блестели от слёз, которые бравый и гордый офицер не мог себе позволить даже под тяжестью невыносимых мук. Но в его взгляде не было ни капли ненависти, только благодарность, то глубокое, проникновенное чувство, что можно выразить глазами. Уже не было в нём того первобытного страха, что я заметил, когда впервые вошёл сюда. Казалось, он даже улыбался где-то глубоко внутри себя, за покровом боли, одиночества и отчаяния, за сотнями тёмных вечеров наедине со своим прошлым, где-то там сейчас ютилось счастье, свобода, которую мы ему подарили. Свобода от вечной боли. Старик дышал уже очень редко и тяжело, иногда дёргаясь на месте и тихо кашляя в кислородную маску, изрядно покрывшуюся россыпью красных капелек. Его прошлое, стоящее сейчас за спиной в виде его умершей жены, колыхнулось в воздухе и расплылось, сливаясь с окружающей её тьмой. Старик сделал последний глубокий вздох, и его глаза навсегда закрылись.