Я не знаю, сколько прополз от капсулы в сторону света, но силы вновь покинули меня. Я почувствовал, как что-то клокочет в моей груди, подступают сильная тошнота и судороги. Меня вырвало целой кучей этой противной и вязкой жидкости, которой успел наглотаться, когда из меня вылезло то длинное щупальце. Меня рвало снова и снова, даже когда во мне ничего не осталось, и после последнего приступа я почувствовал, как слабеет моё сознание, и я падаю уже в привычную тьму своего разума.

Не знаю, сколько я пролежал без сознания в темноте собственных мыслей и под оглушительную тишину в своей голове, но очнулся так же неожиданно и резко, с неприятным, давящим чувством в груди. Мне снова показалось, что я тону, а маслянистая жидкость, как Тьма из моих кошмаров, вновь наполняет лёгкие, и я утопаю в собственном страхе и не могу вздохнуть. Я открыл глаза, с жадностью глотая невкусный, затхлый воздух, но в тот момент он показался таким долгожданным и приятным. Яростные вихри чувств погасли, и я впервые ощутил вес своего настоящего тела и озноб от ледяного пола, пробирающий до костей. Я свернулся в позе эмбриона и безостановочно трясся от холода. Вот оно – второе рождение, реинкарнация, как сказали бы многие, второй шанс, подаренный жизнью. Та буря эмоций и ощущений, терзавшая меня первые минуты после выброса, постепенно стихла и превратилась в спокойный чувственный бриз из биения моего собственного сердца, дрожи в ногах и руках, а также болезненных покалываний по всему телу. Но теперь это были мои ощущения, я слышал их так же ясно и отчётливо, как внутри Системы. Я чувствовал каждый палец на своих ногах, каждый мускул, раздираемый непонятной болью, но теперь мог точно сказать, в какой части тела меня разрывает на части, и это было прекрасно. Мой организм невероятно быстро приходил в норму. Мышцы всё ещё плохо подчинялись мысленным приказам, и каждое усилие давалось с большим трудом, но я уже мог позволить себе приподняться на руках над полом и даже попытаться сесть. Всё это время из глаз ручьями текли слёзы, и я никак не мог их остановить. Я не понимал, что со мной происходит, они словно пытаются нагнать все те живые эмоции, которые я проспал в своём коконе, догнать жизнь, которую я пропустил.

Кругом царил пугающий полумрак. Даже яркий красный свет, так страстно манивший меня в первые мгновения новой жизни, потускнел, свернулся в маленькую точку и превратился в одинокий источник света в углу большого помещения, красный светильник, что отчаянно сиял сквозь враждебно окружившую его тьму и был моим единственным спасением от полного забвения. Его тусклый свет с большим трудом пробивался через плотную завесу мрачного и удушливого воздуха, освещая лишь небольшой пятачок рядом с собой, и со страхом вглядывался в кромешную тьму, притаившуюся в каждом сантиметре странной комнаты. Но даже так я смог разглядеть грязные металлические стены, уже покрывшиеся местами коррозией от вечной сырости и уходящие куда-то глубоко в темноту позади меня. Я слышал глубокое эхо в пучине безмолвия, оно разносилось от каждого неловкого шага, от каждого шлепка об пол моими босыми ногами. Топот с радостью бросался в объятия одинокой тишины, которая уже, кажется, забыла, что значат звуки жизни. Эхо прокатывалось по всем стенам, весело отражалось от них и уходило куда-то глубоко в темноту длинного помещения. Я обернулся посмотреть на капсулу, на вечную тюрьму для моего разума, где был заточён так много лет и где я, кажется, был счастлив. Когда-то… Сейчас это странно вспоминать, но были времена, когда я был доволен таким заточением и своей жизнью, я испытывал неподдельное чувство радости и сопричастности к великим делам, цифровая клетка казалась мне бесконечным райским садом, где я мог бы реализовать все свои мечты. Но чем ближе приближался к ним, чем упорнее тянул руки, тем сильнее реальность прогибалась под моими усилиями, и вместо долгожданных желаний мои пальцы ощутили холодную и безразличную сталь моей невидимой тюрьмы. Теперь капсула служила лишь напоминанием о той самой жизни, о жутком кошмаре, от которого я, наконец, проснулся. Я знал, что мне придётся вернуться в эти сны, вновь встретиться лицом к лицу со своими страхами и предстать перед судом Стражей за убийство их коллег, но так было нужно, я чувствовал это. Такова наша судьба – сражаться и умирать во имя того, во что мы верим. Лишь одна надежда утешала меня, пока я осматривал свой новый дом, что после спасения Системы от неминуемого разрушения и всех её жителей от жуткой участи мне простят былые провинности или хотя бы закроют на них глаза, пока не настанет время страшного суда.