Моя бывшая капсула одиноко лежала у длинной стены на каком-то возвышении или пьедестале, будто жертва на алтаре для неизвестного мне божества, а вспоротое металлическое брюхо, откуда родился совершенно новый человек, теперь зияло темнотой, и туда мне совсем не хотелось возвращаться. Капсула крепилась по бокам к двум тонким полозьям, чьи концы уходили в стену и исчезали за закрытым люком, через который меня доставила сюда система автоматического выброса. Любой человек в Системе, все, кого я знал и видел каждый день, находятся где-то там, на другом конце этих полозьев в абсолютной тишине своих компактных капсул, погребённые в тёмных закоулках огромного комплекса. Я вздрогнул от одной только мысли о том, чтобы годами неподвижно лежать вот так, в полной темноте и одиночестве, за непроницаемыми стенами своего добровольного кокона. Где-то там, в глубинах собственного разума, в мире иллюзий и снов, мы едины, мы любим друг друга и стремимся к общему счастью, чувствуем каждого человека рядом, думаем, что составляем единое целое. Но на деле мы все одиноки в реальном мире из тьмы и металла, разделены целой бесконечностью из серых холодных и безразличных стен. Мы витаем в стране сладких снов, медленно умирая в личных тюрьмах, куда заточили сами себя.

Система выброса должна была доставить меня в центр обслуживания Купола, но это помещение оказалось пустым, холодным и заброшенным. Оно совсем не производило впечатления обустроенного и многолюдного комплекса, где множество Техников и обречённых на работу вне Системы людей круглыми сутками трудятся над обеспечением беспрерывной работы виртуального мира и поддерживают нашу хрупкую иллюзию. Это место оказалось совсем не похоже на все рассказы Наставника, оно уже давно не знало присутствия человека, лишь аварийные системы продолжали свою исправную работу, подмигивая мне красным светом из тёмного угла комнаты. Чем больше мои глаза привыкали к сумраку, тем отчётливее проявлялись детали окружающей обстановки. Рядом со своей капсулой я обнаружил огромный терминал, покрытый толстым слоем пыли и следами коррозии, он стоял рядом со стеной и сливался с ней в царящем полумраке, но кое-что в его очертаниях не давало покоя моему сознанию, всё ещё витающему в остатках дурмана. Среди его испещрённой экранами и кнопками поверхности сиял маленький квадрат тусклого света, он как росток новой жизни пробивался сквозь толщу почвы из пыли и манил меня так сильно, как первый подснежник после долгой и надоедливой зимы, первый посланник нового рассвета. Я потянулся к нему и побрёл на дрожащих и заплетающихся ногах, пока с грохотом не привалился на терминал. С жадностью истощённого путника я смахнул пыль с единственного работающего экрана и с упоением прильнул к хлынувшему мне навстречу ключу освежающего света. Информационный голод, охвативший моё сознание после такого жёсткого пробуждения, стремился к любому источнику информации, который мог бы утолить эту жажду, но наслаждение от тех крупиц, что я обнаружил, получилось не слишком долгим. Блеклый свет экрана подрагивал в кромешной темноте, выводя на своей поверхности всего несколько пугающих надписей: