Эрнст нетерпеливо встал, и теперь Кинский заметил на его правой щеке свежий кровоподтёк, будто от удара чем-то тяжёлым. Он подумал о Вязове, который был на редкость сильным парнем, и ему показалось, что в словах Эрнста что-то не вяжется.

– Я уйду, – сказал он, не спуская с ночного гостя прицела пистолета, – но хочу сперва взглянуть на Вязова. Надеюсь, вы позаботились о его голове?

Эрнст хмуро посмотрел на Кинского исподлобья, затем покосился на нож, лежавший на столе.

– Я всегда забочусь об этом. Выполняю за всех вас грязные дела, рублю головы направо и налево, как будто я машина для убийства, ходячая гильотина! А вы хотите оставаться чистыми и не при делах. Разве это честно?

– Так значит, кто-то грохнул ночью Вязова? – произнёс Антон, с любопытством глядя на Эрнста.

Дрогнуло пламя затухающей свечи, заставив встрепенуться причудливые тени на стене.

Эрнст взял в руки окровавленный тесак и ответил:

– Да, именно этим ножом.

– Какому же кретину придёт на ум убивать членов новой коммуны в те дни, когда мертвяки оживают. Какому идиоту надо создавать себе ещё больше проблем?

– Только полному психу! – заявил Эрнст.

– Согласен, – ответил Кинский. – А вернее, отмороженному маньяку, привыкшему махать топором, когда надо и не надо. Сдаётся мне, что есть ребята, которые без топора уже никуда!

Он с издёвкой засмеялся, встретив недружелюбный взгляд холодных глаз Эрнста.

– У меня создалось впечатление, что это нужно только мне, – произнёс Эрнст, повысив голос. – Мне было необходимо прекратить существование любимой жены Сильвана, исключительно мне нужно было отнять жизнь у него самого. Только мне одному необходимо было отсечь красивую головку бедняжки Цибелы, потому что у других просто чего-то не хватает!

– А сколько ещё было таких необходимостей до них? – с интересом спросил Кинский.

– Должен сказать, что их было немало. А у тебя? Когда сегодня ты открыл стрельбу по мародёрам, мне показалось, что для тебя шмальнуть в человека всё равно что выпить стакан воды. Ты убиваешь так просто, почти не глядя, безо всякого уважения к своей жертве.

– А ты своих жертв уважаешь? – прищурившись, спросил Антон. – Ты часом, не извращенец вообще? Что до ублюдков мародёров, а ты уверен, что они откинулись? Стрелять я действительно умею, Хильштейны это знали. Мне довелось поработать под их руководством, пока меня не достали их грубые методы, и я решил вывести из строя несколько их самых отъявленных головорезов. Но могу тебе со всей ответственностью сказать, что порой достаточно всего лишь покалечить выродка, чтобы он задумался о том, стоит ли продолжать. А вот твоя привычка шарахать всех топором меня действительно удивила. Помнится, толстяк из харчевни упоминал какого-то маньячилу, это случайно не ты?