– Вот сволочь! – воскликнул Вязов, замахиваясь на Эрнста левым кулаком.

– Толстяк из каннибальской харчевни что-то рассказывал о некоем Гофмане, которого возвёл в культ, – заметил Кинский. – Это ведь ты, Эрнст? Скажи при всех!

Эрнст молчал, сверля взглядом невидимую точку в пространстве.

– Кажется, я что-то припоминаю, – сказал Стаменов. – Незадолго до Апокалипсиса, до всей этой чертовщины в прессе промелькнул ряд статей о серийном убийце. Он отсекал головы своим жертвам топором. Его поймали случайно, когда он решил сдаться сам после очередного покушения в библиотеке. Он читал книжку Эрнста Гофмана, дожидаясь группы захвата, а рядом лежал обезглавленный труп. После этого к нему и прилепилась кличка: «Гофман».

– Какой ужас! – охнула Иветта.

– Его посадили в какой-то централ, но ему удалось сбежать незадолго до первой вспышки Z-вируса, – добавил Игорь. – Неужели это он и есть?

– Да, это именно он, – уверенно ответил Кинский. – И теперь нам надо решить, каким образом нам его казнить: распять на дыбе, четвертовать, посадить на бочку с порохом?

– Сволочь! – с ненавистью проговорил Эрнст. – Я ведь мог прикончить всех вас по очереди, если бы не ты…

– Отдадим его шатунам, – предложил Рыжий. – Этот старый способ – самый верный. Это страшная кара!

Страх впервые появился в глазах Эрнста, когда он это услышал. Он извивался, как змея, несмотря на свою простреленную из пистолета Кинского ногу, и только силами троих мужчин его удалось затолкнуть в кунг военного грузовика Настасьи. Молич сел за руль, рядом с ним в кабину забрался и Кинский.

Они молча с полчаса тряслись по шоссе, пока вдалеке не показалось несколько угловатых прихрамывающих фигур – голодных шатунов, скитавшихся по степи в поисках съестного. Как известно, в их рацион входило всё, включая внутренности их жертв. Когда от своры упырей отделились несколько скоростных «бегунов», Молич и Кинский поняли, что медлить не стоит. Ефим быстро открыл дверь кунга, Антон выпихнул из него пытающегося яростно сопротивляться Эрнста. Из побуждений милосердия, проснувшегося некстати и, можно сказать, с серьёзным опозданием, Кинский разрезал верёвку, стягивавшую руки пленнику и швырнул к его ногам топор.

Они не стали дожидаться приближения голодных упырей и запрыгнули обратно в машину. Молич отжал педаль газа, и они помчались по шоссе, оставив далеко позади одинокий силуэт человека с топором в руках, ожидающего своей участи.

Эрнст не мог сбежать от быстро настигших его упырей из-за своей раненой ноги. Он отбил топором несколько выпадов агрессивных монстров, таращившихся на него голодными жёлтыми глазами, пока другие подоспевшие шатуны не задавили его своей массой, вцепившись руками и зубами в его руки, ноги и шею. Вскоре его тело исчезло под горой из туловищ множества ненасытных упырей, и его последний пронзительный вскрик заглушило их утробное яростное рычание.