Глаза крошки Лив были куда более осмысленными, чем у этих людей.
«Эйрдали их зачаровали? Но Орек… когда его очаровывала Кэйрмиль… ты рассказывал, что он…»
«Вёл себя совсем не так? – Сдёрнув сапоги, Алексас развалился поверх одеяла, раскинув длинные руки. – У Орека Нормана куда более сильная воля, чем ты можешь себе представить. Этим девочкам наверняка внушили послушание единственный раз, а с тех пор время от времени обновляют чары… хотя они и так надолго останутся покорными. Орек же сопротивлялся всё то время, что прожил с Кэйрмиль. А ведь она постоянно держала мужа под ментальным воздействием. – Алексас качнул головой. – Но он любил. Ты удивишься, сколь многому может противостоять искренне любящий».
«Только вот его жену это не спасло», – тихо сказала Таша, присаживаясь на противоположный край кровати.
«Орек так и не согласился сам нанять убийцу для любимой супруги. Или подлить яд ей в суп. Хотя Кэйрмиль, полагаю,
…до чего ужасная судьба: потерять любимую, брата, невестку, едва не потерять племянников и чуть не быть убитым самому. И всё из-за одного-единственного эйрдаля, влезшего в твою постель. А даже когда Арон разоблачил убийцу, вроде бы навсегда изгнав её из герцогского дома…
«Почему всё-таки Норманы? – спросила Таша в такт своим мыслям, хмуро глядя на пламя, разгоравшееся в камине. – Зачем эйрдалям сдался Клаусхебер? Я могла бы подумать, что чаша – просто месть за клеймо… Что Кэйрмиль предложила подкинуть её Ореку, когда в Рассвете стали думать, кого из герцогов использовать для покушения на короля. – Сама она не видела клейма, которое Арон выжег на лбу Кэйрмиль в наказание за содеянное, однако Джеми некогда описал ей сцену разоблачения эйрдаля во всех подробностях. – К тому же Кэйрмиль воздействовала на его сознание, а это должно было сыграть роль при досмотре памяти… и сыграло».
«Не спеши с выводами, – качнул головой Алексас. – Мнится мне, в сложностях с досмотром памяти Орека повинна не Кэйрмиль. Во всяком случае, не только она».
«А кто ещё?»
«Арон».
Таша расширила глаза:
«С чего ты взял?»
«Он что-то сделал с сознанием Орека, помнишь? Чтобы человек, переживший то, что пережил наш герцог, за одну ночь перестал тосковать и нашёл в себе силы жить дальше… Сомневаюсь, что это было достигнуто путём одной лишь душеспасительной беседы. Арон выстроил в сознании Орека ментальный барьер, но сделал это не так филигранно, как когда менял твою память. Не видел в том нужды. На этот-то барьер в итоге дознаватели и наткнулись. – Алексас зевнул, прикрыв рот ладонью. – Но сомневаюсь, что Зельда стала бы прислушиваться к советам Кэйрмиль, будь они продиктованы одной лишь обидой… А теперь, пожалуй, нам обоим не помешает немного вздремнуть».