Маринк отворил дверь и выглянул в полутемный коридор. Сердце билось медленно и лениво. Он помассировал грудную клетку, недоумевая: куда делась стража? Забыли, кому служат? Как он наказывает за непослушание, забыли?

– Помоги мне, Гвенни… – Маринк выставил локоть, но никто не взял его руку. Переставляя кривые ноги, он перебежал через синий, цвета Соленой реки, палас и уперся ладонями в противоположную дверь. Отдышался.

Вдруг он вспомнил достопочтенного Улафа Уса – старейшего из тринадцати колдунов. Молодой и яростный Маринк всходил на трон Сухого Города, и тогда же он первый и последний раз видел Улафа. Колдуны присягнули на верность новому правителю. Улаф Ус и с ним трое дряхлых магов удалились в катакомбы и больше не участвовали в жизни государства. Маринк даже поднимал вопрос о том, чтобы лишить развалины статусов, регалий, фамильяров и выбрать свежих колдунов из талантливых подмастерьев, но Титус Месмер и Юн Гай убедили герцога не делать этого. Четверо Старых заживо разлагались в подземельях.

Маринк подумал с пронявшим до костей холодком: для них десятилетия его правления – ничто, просто вздох, просто хлопок ресниц. Маринк умрет, постареет и умрет Алтон, а эти гнусные старцы будут лежать во мраке, и века пройдут мимо, как льдины ледостава.

– Надо убить их, – сказал герцог. – Надо приказать Серпису, чтобы их задушили.

Он открыл дверь и вошел в кабинет. Зажженные свечи озаряли символ Гармонии, гобелен со сценой абордажного боя; вчера Маринк всадил дротик в вытканное изображение Лингбакра, дротик так и торчал из перекрестного сплетения нитей.

На столе была разложена карта. Сгрудились миниатюрные корабли, а одна модель почему-то валялась в стороне от боевых действий, за чертой (непорядок!) на столешнице. «Ковчег» капитана Лидса.

За столом восседала кукла маркиза Батта. Глаза – дырявые черепа птиц – смотрели на герцога в упор. Истлевший клюв отбрасывал серповидную тень. Серые перья торчали из пасти.

За спиной Маринка, скрипнув, затворилась дверь. Он глядел не отрываясь на куклу. Как она очутилась здесь? Как преодолела решетку и вылезла из казематов Северо-Западной башни?

Кукла не шевелилась. Зато шевельнулась темнота в углу. Что-то промелькнуло на периферии зрения. Маринк выхватил пистолет. Несколько свечей погасли, задутые сквозняком. Островок света уменьшился, подтачиваемый волнами тьмы. Тьма шуршала и шелестела. У Маринка кололо в груди.

– Сын? – позвал он негромко. Стволы тыкались в очертания шкафов. – Мальчик мой, не нужно прятаться.

Накануне, лежа под одеялом, герцог чувствовал себя таким же испуганным и несчастным, как тридцать лет назад. Тогда буря уничтожила возведенные им здания, в Оазисе и Кольце умирали его подданные, мраморный лик Руа проступил из-под штукатурки на фронтоне дворца. Маринк не поддался на уговоры Уильяма Близнеца, и рыбаки остались один на один со штормом – как сегодня они остались открыты для пушек Лингбакра. Засыпая вчера, герцог думал о повторении Левиафановой ночи и дрожал.