В кабинете, полном тьмы, страх улетучился. Свечи гасли, тьма набухала, но она таила не пиратов, не клановцев, не изменщиков, а всего-навсего бедного мальчика, его сына. Просто Батт перегрыз цепь и решил поиграть со своим папой. Как в детстве.
Маринк облизал губы, не сводя оружия с теней, потянулся к подсвечнику. Ледяные пальцы окольцевали его запястье, дернули. Желтое лицо вылепилось из мрака. Глухая боль в груди сменилась болью иного рода: резкой, горячей, мешающей дышать. Это шпага вошла в солнечное сплетение и пронзила Маринка насквозь.
– Ты кого-нибудь любил, папочка?
Круглые белые глаза глубоководного монстра сверлили герцога. В отсветах свечей влажно блестели тонкие острые зубы.
– Любил, – прошептал Маринк, превозмогая боль.
Он шагнул навстречу сыну, вперед по лезвию шпаги, приставил пистолет к горлу Батта и вдавил все четыре спусковых крючка. Стволы полыхнули огнем. Голова безумного маркиза практически отвалилась, повиснув на клочьях шкуры, как тряпичная. Батт упал, увлекая за собой отца, и лезвие по рукоять вошло в Маринка.
Так они и лежали, обнявшись, и кровь растекалась вокруг. Багровая лужа отразила язычки пламени и куклу с глазами-черепками, которая покинула стул, проползла по столешнице и сгинула во тьме. А тьма задула свечи.
* * *
Битва приглушенно рокотала на юге. На другом конце изогнутой линии баталии.
«Ковчег» шел в головной части строя, между «Кальмаром» и «Серрой». Лидс наблюдал за сражением с кормы.
– Наблюдать труднее всего, – сказал капитан; тяжелый фонарь висел над ним как набалдашник боевого молота. – Смотреть сложа руки.
Он опустил зрительную трубу. Тут же поднес к глазу снова.
Черные паруса обступили арьергард союзной эскадры, обступили и хлынули дальше – как болезнь. Как дурная вампирская кровь.
– «Гармония» вступила в бой. Ответила хорошо…
Нэй глянул на капитана. Широко расставив ноги, подстроившись под колебания палубы, Лидс пытался быть там, в сече, в пушечной пальбе, рядом с флагманом и «Повелителем рек», рядом с каждым кораблем, батареи которого не молчат.
– По мачтам бьют…
Нэй обвел глазами панораму битвы.
Легкие, шустрые ладьи словяков наскакивали на галеры и триремы падальщиков, прикладывали встроенным в корпус тараном, пытались сойтись бортами и довершить начатое ручными таранами, а если не выходило – разбегались по Реке, ускользая от преследователей под прикрытием щитов. Нос одной из галер поднялся высоко к небу, выставив над волнами острые черные скулы: судно клановцев глотало пробоинами воду. На палубе другой галеры рвануло яркое зеленоватое пламя, плеснуло в стороны. Огромная ладья – возможно, самого воеводы Любуура – победно отгребла назад; бронзовый огнемет плюнул темным цилиндром, на этот раз мимо – жидкий огонь растекся, полыхая зеленым, по воде.