– И хочу тоже. Разве можно не хотеть? – зашептала Кори, утыкаясь губами ему в самое ухо, прикусывая мочку. – Тео, дурень ты северный, я в жизни никого так не хотела. Никого и никогда. Боги, да у меня же крыша напрочь съезжает, когда ты просто рядом; и коленки подкашиваются; и все мысли только о том, как…

Терпения у него не хватило даже до конца фразы: Кори сама-то не поняла, как снова оказалась под ним, и теперь уже в её шею вонзились чужие зубы. Не больно, но так, что оставалось только со стоном откинуть голову назад, безмолвно прося ещё. И не только безмолвно – стоило Тео вновь поцеловать её, а его ладоням пройтись по телу, как Кори застонала, прогнулась в спине, буквально умоляя уже взять её.

– Ну же, – прошептала она, обвивая шею руками. – Ну же, Тео…

Тео, однако, не торопился. И вообще изменился – будто в один миг из него ушла вся злость, уступив место безграничной нежности. Поцелуи изменились, прикосновения, ласки. И подогнать бы его, чтобы прекратил, чтобы вошёл уже, чтобы не вздумал снова всё испортить своей принципиальностью…

Тео не испортил.

Кори только и смогла, что вздрогнуть и глаза распахнуть, прежде чем прижаться к Тео сильнее, уткнуться в плечо, стараясь спрятать навернувшиеся слезы. Не от боли, вовсе нет, её вообще будто не было. А от осознания, что теперь уж она действительно принадлежит ему. Вся, полностью. Что они вместе навсегда, потому как ощущение закрепившейся связи ни с чем не спутать. Будто по коже молнию пустили.

Забавно, если подумать. Точнее, если найти время и силы, чтобы подумать.

А их как раз и нет. Ведь Тео снова целовал её, гладил своими широкими ладонями, бормотал всякую ласковую чушь, успокаивая.

– Тихо, тихо, – голос его звучал непривычно сдавленно; можно было кожей ощутить бешеный стук его сердца, и что он весь мокрый от выступившей испарины. – Потерпи. Потерпи, Кори, пожалуйста… станет лучше, я обещаю.

Что он там себе напридумывал?..

– Я в порядке, – пробормотала Кори, расцепляя руки и нежно поглаживая его по чуть небритой щеке. – Мне хорошо, Тео. Не усни, блин, там.

С натужным смешком Тео ткнулся губами ей в шею.

– Разве уснёшь с тобой? Вредина…

Ну, вредничать Кори могла сколько угодно и когда угодно.

И нет, лучше не стало.

Вернее, она слово-то такое забыла – «лучше». Вообще все цензурные слова забыла, кроме «Тео». Собственный голос звучал будто со стороны; требования и мольбы, одна похабнее другой, так и просились наружу вместе со стонами и рваным дыханием. Особенно когда Тео прихватывал губами кожу, врывался языком в её рот, в перерывах бормоча бессвязную чушь, из которой только и получалось разобрать, что «Кори» и «моя».