– Какой тебе с этого прок? – сощурилась я, ставя чашку с душистым зеленым чаем в раковину и бросая невольный взгляд на задвинутые створки двери, за которыми что-то посыпалось. Наверное, книги с тумбочки, на которую Коул слишком сильно оперся, подслушивая. – Только не делай вид, что тебе не плевать на смертных и их детей. Давай честно: хочешь прибрать к рукам Эхоидун? Думаешь, она переметнется к Шепоту?

Аврора растянула губы в жеманной улыбке и покачала головой. От этого локон вишневых волос, забранный за ухо, скатился ей на щеку. Звякнул бокал с вином, возвращенный на столешницу, и Аврора сказала то, что я ожидала услышать:

– Мне плевать на детей. Пусть Паук отрывает им головы и руки, пусть матери смотрят на это и льют горькие слезы – до тех пор, пока это не дети и матери Шепота, я и пальцем не пошевелю. Только не ради смертных… Ты и твоя мамочка сами взвалили на себя ответственность за них. Мне же это неинтересно. Так что дело не в детишках, ты права, но и не в моих амбициях тоже. Я пришла и предлагаю свою помощь лишь потому, что Морган сама позвала меня.

– Она звала всех Верховных! – раздраженно парировала я. – Я тоже слышала песнь Эхоидун. И Тюльпана…

– Может, вы и слышали, но слушали ли вы ее? Морган страшно. Я вижу в ней себя. – И когда я нервно хохотнула, едва сдерживая остро́ту на тот счет, что едва ли Морган похожа на эгоистичную маниакальную стерву, Аврора продолжила: – Мне было двенадцать, когда работорговцы подарили меня королю франков Хлодвигу I. Я стала его наложницей. На тот момент у меня не было ни магии, ни каких-либо предпосылок к ней, но в первую же ночь, когда он насильно разделил со мной ложе, я остановила его сердце. Желала ли я ему смерти? Да. Но хотела ли я убить его? Нет. Я сбежала и даже пыталась покончить с собой, считая себя не только опороченной, но и проклятой… Примерно то же самое сейчас чувствует Морган. Тебе тоже доводилось чувствовать себя так, я знаю, – вдруг сказала Аврора, и я содрогнулась, радуясь, что успела убрать из рук чашку, иначе бы выронила ее. – Однако у тебя полно других забот, а мне как раз в последнее время очень скучно… Alle Gewässer fließen ins Meer[12].

Я заняла стул напротив и, подперев рукой подбородок, призадумалась. Аврора Эдлер – тысячелетняя ведьма с черным как смола прошлым и такой же черной душой. Само зло целовало ей руки, и теперь следы этих поцелуев прячут перчатки из лиловой замши. Кому, как не Авроре, известно о боли, скитаниях и ненависти? Ведьма, сгубившая половину жителей Страсбурга, отнявшая жизни у тысячи мужчин во имя собственного долголетия и предавшая родную дочь… Мы всегда стремились окружить Морган светом, будто она цветок, что способен проклюнуться лишь в лучах солнца. Но Морган – это сталь. Ей нужен не свет – ей нужен огонь.