Хоакин мрачно усмехнулся и опустошил свой бокал, после чего потянулся к хрустальному графину, чтобы долить еще. Я тоже сделала глоток, надеясь, что смогу растворить в алкоголе мысли о Джулиане. Воспоминания о нем оседали на языке уксусной горечью.

– Поскольку вы очень интересуетесь Анхелем и его происхождением, – протянул Хоакин, как только вино снова возымело эффект и позволило ему вновь вальяжно откинуться на спинку стула, – могу предположить, Ферн уже пустила его в ход. Даже без магии она сумела найти способ испортить вам жизнь…

– Угадал, – вздохнула я. – И себе тоже.

– Что ты имеешь в виду?

Вместо слов я запустила руку в глубокий карман юбки и выложила на белую скатерть две половины разрубленного ошейника из черепашьего дерева.

– Когда-то Ферн уже подселяла диббука в тело моего отца. Тогда мы сняли с него про́клятую вещь, и диббук вернулся в нее, оставив отца в покое… В этот раз мы поступили так же – сломали обруч, однако ничего не произошло.

Хоакин уставился на ошейник в упор, а затем медленно поднял на меня глаза:

– Ты хочешь сказать, одержимость не прошла?

– Да. Теперь это существо зовет себя Пауком.

Я хорошо разбиралась в людях. По крайней мере, легко разоблачала притворство и желание показаться сильнее, чем есть на самом деле. Барабаня синими ногтями по сжатым губам, Хоакин сейчас делал именно это – прятал свой страх за задумчивостью.

– Ты сказал, восьми членам ковена удалось убить Анхеля. Как нам остановить его теперь? – спросила я.

С трудом оторвав взгляд от половинок обруча, Хоакин посмотрел на меня и открыл рот…

А затем дверь в обеденный зал распахнулась.

– Unda!

Бокал Хоакина полетел на пол, а следом полетела и вся остальная посуда. Дребезжание стекла заглушило заклинание ворвавшегося Диего. В порванной грязной майке, он истекал кровью из свежих, зигзагообразных порезов. На поясе Диего висели атамы, в числе которых я узнала кирпан с рубином на рукояти: именно ими он наносил себе ритуальные сигилы, собственноручно… Какой бы ритуал ни потребовал этого сейчас, он явно высосал из Диего все силы: дар метаморфоза сошел с его бирюзовых волос, как дешевая краска, обнажая истинный вороновый цвет. Зато васильковые глаза горели ярко-ярко, как и щеки, будто Диего пробежал целый марафон. Они тоже были чем-то испачканы, кажется, землей… Наверняка могильной.

– Unda! – повторил Диего, и мы с Коулом выскочили из-за стола за секунду до того, как тот поднялся на дыбы и обрушился на Хоакина. – Лживый кусок дерьма!

– Диего! – заверещала Адель, мельтеша за его спиной, не в силах остановить.