Мэдди лихорадило, когда они, спотыкаясь на волнах, отходили от берега. Лодочника тоже трясло и шатало. Поначалу яхта и вправду держалась немного неровно и неуверенно, ее то и дело сносило куда-то в сторону торчащих из воды, точно бивни морского чудища, скал, укладывало на бок подремать, разворачивало обратно носом к берегу, пинком подбрасывало в воздух и тут же заглатывало в океанскую пасть. Но это все только пока Ллеу не прочувствовал нрав и манеру лодки, не приноровился к ее железному телу и не поженил ее с ветром и волной. И гривастый табун послушно подставил свои широкие, мягкие спины, бережно передавая седока от одного поджарого резвого жеребца к другому. Ллеу взобрался повыше, на горб рубки, привычно балансируя на одной ноге, и запел шторму торжественный гимн. Уж что-что, а петь шторму он умел хорошо! Ветер пушистым зверьком юркнул к нему за шиворот, раздул плотную ткань спортивной куртки парусом, захлопал в ладоши. Чужой океан — родич великого Ллира — благодарно швырнул певцу полную пригоршню сверкающих алмазов и мелкого серебра…

— Лу! — долетел до него истеричный вопль Мэдди. — Да спустись же ты, псих ненормальный! Тебя смоет, придурок!

Ллеу не слушал. Он не псих. Она просто глупая, ничего не смыслящая смертная. Небо рассыпало по синим плечам горизонта густые черные локоны, так похожие на растрепанную мамину прическу, с какой она иной раз входила к нему поутру, невыспавшаяся, но счастливая…

Покинутый берег уже порядком потерялся за спиной, когда лодка вдруг взбрыкнула и завертелась волчком. Ллеу уцепился за хлипкую, гнущуюся на ветру мачту, его разом затошнило. Что за ерунда? Он не сбивался с мотива, не пропел ни одной фальшивой ноты, почему это корыто сошло с ума? Он попробовал начать с начала, но теперь яхта шла как-то не так, поменяла шаг с ровной рыси на подозрительную иноходь или и вовсе… хромала?

— М-мэд! — неуверенно позвал Ллеу. — Что там у вас?

Безумная Мэдди не отвечала. Мотор лодки продолжал рычать, но что-то все же было явно не так. Ллеу осторожно улегся животом на крышу рубки и заглянул в чуть запотевшее изнутри боковое окошко. С той стороны к стеклу припало испуганное еще больше, чем на берегу, белое, как шкура хульдриных коров, лицо Мэдлин. «Он умер, Лу», — по губам прочитал Ллеу. «Кто?» — в первую секунду не понял он. Но потом сообразил. Человек. Тот старый человек, что стоял за штурвалом.

Наверное, был очень старым.

Яхту качнуло снова, правый борт жадно зачерпнул пенящейся воды, и Ллеу все же полетел в волны, глотая их горечь и соль. Лодка с громовым всплеском перевернулась, едва не оглушив его ударом левого борта. В тело вонзился миллиард тончайших невидимых игл, ломаясь и застревая под кожей, кости разом застонали и точно вдруг полезли наружу… Ллеу не сразу сообразил, что трансформируется.