– Что, помедленнее? Ага, как же. – Машина неслась так, что дорога превратилась в сплошную линию. – Как они смеют к нам заявляться? Почему не оставят нас в покое? Почему не поубивали друг друга к чертям, чтобы больше нас не тревожить?
– Где твое христианское милосердие, Вилли?
– Мне не до христианских добродетелей, – прорычал муж, вцепившись в руль. – Во мне кипит злоба. За все те годы, которые они нас притесняли – моих родителей, твоих родителей… Или ты забыла? Забыла, как они повесили моего отца на холме Ноквуд, а мать застрелили? Забыла? У тебя память что, такая же короткая, как у остальных?
– Нет, не забыла, – ответила Хэтти.
– Может, ты забыла доктора Филипса с мистером Бертоном, их богатые дома и ту лачужку, где жили моя мама-прачка и отец, который батрачил на них до старости? И какова была благодарность? Они его вздернули!.. Но теперь все иначе. Теперь наш черед принимать законы и решать, над кем учинять расправу, кому ездить в конце вагона и кому сидеть на галерке. Да, вот увидишь.
– Вилли, дорогой, ты накличешь беду.
– Я не один такой. Каждый готовился к этому дню, но думал, что он никогда не настанет. Все гадали, что же случится, когда белые люди все-таки прилетят на Марс? Но вот – случилось, и нам нельзя прятаться.
– Ты не хочешь пускать к нам белых людей?
– Почему? Хочу. – Улыбка Вилли была похожа на оскал, а в глазах горела злоба. – Пускай прилетают, селятся и работают тут, почему нет? Мы многого не просим: пусть лишь согласятся жить в гетто и трущобах, пусть чистят нам обувь, метут мусор и сидят на галерке. Всего-то. А раз в неделю мы будем вешать по парочке.
– В тебе говорит не человек, а зверь. Мне это не нравится.
– Привыкай.
Вилли затормозил перед домом и выскочил из машины.
– Нужно найти оружие и моток веревки. Пусть все будет как надо.
– Вилли, остановись! – умоляла Хэтти, однако он уже взбежал по ступенькам и хлопнул входной дверью.
Хотелось остаться в машине, пока он, сыпля проклятиями, переворачивает чердак, но она все-таки пошла следом. Наконец оружие нашлось. Металл хищно блеснул в темном проеме, но мужа было не разглядеть – черного человека на черном чердаке. Наконец на лестнице показались длинные ноги, припорошенные пылью. Вилли спустил несколько коробок с патронами, продул стволы и зарядил. Он глядел сурово и напряженно, снедаемый изнутри злостью.
– Оставьте нас в покое! – приговаривал он, грозя кулаком кому-то невидимому. – Ну почему они, черт их дери, не оставят нас в покое?!
– Вилли, Вилли!..
– И ты, ты тоже!..
И он устремил такой же взор на жену; ее обдало жаром ненависти.