– Ну что ты, Тишенька, – испуганно отшатнулась женщина. – Рази бы я посмела?

– То-то! – осклабился уголовник, спуская ноги на пол.

Убедившись, что тот не собирается ее бить, Лаура потихоньку вышла из кабинета, плотно притворив за собой дверь, и только потом смогла дать волю слезам. Раньше Тихон себе такого не позволял, а обращался с ней исключительно по-доброму, называл ягодкой или еще как ласково, дарил дорогие подарки, советы от нее слушал внимательно и никогда не поднимал руку. А теперь что же? Куражится, ругает по-всякому, бьет часто, а про подарки уж и говорить нечего…

Покончив с делами в уборной и кое-как припудрив синяк, она вышла наружу и хотела было уже идти в свой закуток, где стоял сундук с ее личными вещами, как вдруг наткнулась глазами на непонятно откуда взявшегося Будищева. Переодетый в партикулярное платье моряк выглядел как мелкий служащий или чиновник, случайно забредший в это гнездо порока, и только многое повидавшие в своей жизни глаза выдавали в нем непростого человека.

– Здравствуй, красавица, – поприветствовал он ее.

– Доброго здоровьичка, Дмитрий Николаевич, – расплылась она в профессиональной улыбке. – Что-то вы к нам раненько пожаловали, али не спится?

– Кто рано встает, тому бог подает, – парировал тот. – Скажи лучше, где Щербатый?

– Так почивает еще, – развела руками проститутка. – Умаялся с вечера.

– Так разбуди.

– Не любит он этого, – опасливо заметила Лаура.

– Да уж вижу, – неодобрительно покачал головой переодетый подпоручик, глядя на плохо припудренный фингал. – Вот только это он меня звал, так что пусть поднимается.

– Я ваших дел не знаю, – досадливо отозвалась та и хотела было прошмыгнуть мимо, но Дмитрий остановил ее.

– Где сейчас твой сын? – спросил он.

– Что?

– Я спрашиваю, где твой сын от Николая Штерна?

– Вы, что ли, знали его?

– Воевали вместе. Он, Алексей Лиховцев и мы с Федором. Так что?

– А для какой надобности вам знать, где мое дите теперь?

– Как тебе сказать, Дуня. Мы с Николашей друзья были. Типа, боевые товарищи. Но он погиб, а я жив. И от него только этот малыш и остался. Вот как-то так.

– Пожалеть решили, – понимающе протянула проститутка, – только где же вы были, жалельщики, когда меня брюхатую на улицу выкинули? Когда я побиралась, чтобы с голоду не пропасть? Что вы ко мне в душу лезете, окаянные?