Эвелинка положила голову на плечо своего упыря, который теперь кажется обыкновенным человеком. Если не сильно присматриваться. Тонечка и не присматривается.

Просто…

Странно все.

Сидят кружком, молчат, никто не спешит ни заговаривать, ни…

– Ты мне поможешь? – он первым нарушает тишину, и смотрит на Ниночку, которая разом поблекла, как это бывает с ведьмами, когда они в возраст входят. И лицо ее сделалось не то, что некрасивым, скорее уж утратило былую девичью свежесть.

– Смотря в чем.

– В ритуале, – он протянул сложенный пополам листок. – Я… не самый умный из моего рода, но времени подумать было изрядно. Без ведьмы я точно не справлюсь, а та, что была… сломалась.

– Ты ее сломал.

– Не без моей помощи, – согласилась нежить, – но сломалась она сама. Люди часто себя ломают, не знаю, почему. Девочка просто не удержала свою силу. И жадность. Жадность, на самом деле, страшный зверь.

Все звери страшны.

И нынешний, говоря по правде, пугал Антонину до сбоящего сердца. Мелькнула подлая мыслишка, что, пока он занят, пока увлечен беседою, то есть шанс уйти, если тихонечко, если не на тропу, а позволить себе провалиться глубже. Матушка сказывала, что тропы лежат слишком близко к поверхности, а вот дальше мир совсем иной.

И соваться туда не след.

Но сунулась.

– Прошу прощения, – взгляд темных глаз задержался на Антонине, и губы дрогнули. – К сожалению, мое присутствие оказывает на… людей престранный эффект.

И руками развел.

Извиняется.

Вежливая сволочь…

– Так что, дорогая…

– Я тебе не дорогая, – Ниночка дернула плечом. Брать бумажку она не спешила. – И с какой это радости я должна тебе помогать?

– С той, что в ином случае ты мне будешь не нужна, – он улыбнулся еще шире и радостней. – А значит, мне придется думать, как сделать так, чтобы ты мне не мешала. Вообще не мешалась.