– Рус, я вижу линии в воздухе…

– Завтра. Давай все завтра, при свете солнца.

– Хорошо, – не стал сопротивляться Ткачев. – Я действительно себя как-то странно ощущаю, будто ватой набит. И шея болит…

Он потер место контакта с объектом, откинулся на заменяющую подушку скатку. Через несколько минут рука съехала с шеи вниз, ученый умиротворенно засопел, уснув.

Громов тяжело вздохнул, сжимая звенящую голову. Голод, боль и недосыпание сводили его с ума. Еще и этот артефакт, будь он неладен, нужно было на себе проверить получше, а не несколько секунд. Если из-за этого Ильюхе хуже станет, то он себе не простит. А если Леша Кныш не вернется, если пропадет, как Прокофьев, то Руслан больше не выдержит. И если Илье станет хуже, то сможет ли Громов продолжать борьбу? Как долго он протянет? Да, он нашел бокс, в котором еды еще на неделю. Да, пока ему везет и ловушки не убили и не изуродовали его. Но всему когда-нибудь приходит конец.

Руслан закрыл глаза, прислушался к пустоте внутри себя. Боже, как же он устал. Как же он вымотан морально, просто выпит до дна. Это постоянное ожидание смерти, когда нервы на пределе, эта постоянная гонка со временем, чтобы успеть до темноты вернуться в лагерь. Но особенно страшно наблюдать, как Зона меняет Ткачева.

И не только его.

Громов поднес к лицу левую руку, одернул расстегнутый рукав. В свете костра темные реки почерневших капилляров и вен казались живыми, извивающимися, вгрызающимися в серую кожу. Волоски топорщились, будто наэлектризованные, ногти отливали синевой. То и дело какой-нибудь палец еле заметно дергался от непроизвольно сокращающихся мышц, ладонь словно «заморозили» слабым обезболивающим.

Руслан сжал и разжал пальцы, покрутил кистью. Со злостью поправил рукав, застегнул пуговицу.

Его взгляд упал на лежащий в траве нож, на чьем клинке поблескивали багровые отблески костра. До слуха донеслись неразборчивые бормотания Ткачева.

Если бы он был в большем отчаянии, чем сейчас, то мог бы… Это же не сложно, Илья даже ничего не успеет понять. А после… Да, уже не будет якоря, можно попробовать выбраться, вернуться к семье в Новосиб. На расспросы он сумеет ответить, знает что сказать. Тем паче что особенно и врать не придется. М-да, будь он хоть на чуток ближе к отчаянию, чем сейчас. Например, если Кныш не вернется…

Громов стукнул себя по лбу ладонью. Да что такое! Что за дурь лезет в голову? Это все усталость проклятая, с ума сводит. Нельзя даже думать, чтобы… чтобы вот так. Нельзя думать об этом, это шаг в пропасть. Все, спать! Немедленно спать. Лечь, вытянуться и провалиться в очередной сон без сновидений, в черную яму между сегодня и завтра. Завтра будет лучше.