Скарлетт не знала, скорбит ли Гавриил исключительно по ее матери. Его глаза были полны бесконечной боли, как будто он, наконец, в полной мере прочувствовал тяжесть всех тех невыразимых поступков, которые совершил.

Пламя на кончиках его пальцев погасло.

Очередная выкатившаяся из его глаза слеза оказалась прозрачной, а не золотой, она была по-человечески красивой… и в следующее мгновение Телла вонзила ему в сердце нож.

– Нет! – Скарлетт опустилась на пол подле своего отца. Лезвие пробило сердце, и жизнь быстро покидала его. Именно этого Скарлетт и хотела, но теперь жалела о содеянном.

Губы Упавшей Звезды дрогнули в слабом подобии улыбки.

– Мы оба знаем, что я не заслуживаю твоей печали…

Собрав последние силы, Гавриил поднял оброненный ею белый кинжал. Его пальцы едва могли высекать искры, но каким-то образом ему удалось быстро расплавить лезвие кинжала и придать ему форму пламени. Лезвие озарилось светом, которого Скарлетт никогда раньше не видела. Если бы ей пришлось описать его, она бы сказала, что оно похоже на магию и напоминает о том, что Гавриил сказал тогда в подземелье о Мойрах, передающих свою силу предметам.

Он вложил нож в руку Скарлетт.

– Когда меня не станет… этот кинжал освободит тех, кого я поймал в ловушку… Распорядись им так, как не стал бы я…

С этими словами Упавшая Звезда умер.

Скарлетт зарыдала. Она оплакивала чудовище, которым он был, и удивительное создание, которым так и не стал.

59

59

Донателла

Телле казалось, что весь мир должен был замереть или рукоплескать ей, ведь она только что убила Упавшую Звезду. Избавила свет от чудовища, который лишил жизни ее мать.

Она и сама была близка к смерти и до сих пор чувствовала запах дыма и гари от пламени, которое могло бы опалить ее. Ее руки дрожали, сердце бешено колотилось. Но в следующее мгновение к ней подошел Джекс, обнял своей холодной, успокаивающей рукой и притянул к себе со словами:

– Все в порядке, любовь моя.

«На самом деле, ничего не в порядке», – возразил тоненький голосок у нее в голове. Тот же раздражающий голос убеждал ее отстраниться от Принца Сердец, правду о котором она предпочла забыть. И никогда не вспоминать, поскольку ей нравилась его соблазнительная ложь, жестокие игры, дразнящие улыбки и то, как он кусал ее всякий раз, когда они целовались. Хоть тронный зал и напоминал сейчас страницу, вырванную из сборника страшных историй, Джекс по-прежнему был ее Принцем Сердец, способным превратить любое окончание в сказочный финал. Она прижалась к нему, и ее мир словно затянуло дымкой.