– Ты прямо, как дядя Руфус. Он тоже это часто повторяет, только мне кажется, что он так уговаривает себя не слишком сердиться на людей.

– Но ведь он прав, – совершенно серьёзно сказал Рарок. – Нельзя запретить любить, как нельзя приказать любить. Ты вольна любить кого хочешь и так, как хочешь. Если ты больше любишь Зига…

– Нет, ты не понял. Я люблю Зига не больше. Если бы я любила больше его или тебя, всё было бы проще. Но я не могу сказать, кого я больше люблю, не могу и всё! Вот такая я дрянь!..

– Ну, зачем ты так? Какая же ты… Ты… Ты самая…

– Нет, замолчи! Я не хочу слышать никаких оправданий себе. Я такая, какая я есть. Если я шлюха и дрянь, пусть так! Глум принимал меня такой, и такой любил меня. Ты вправе меня осудить и не иметь со мной ничего общего. Ну, и не знаю, как бы отнёсся ко всему этому Зиг…

– Этого я тоже не знаю, – сказал Рарок с видом человека принявшего какое-то решение. – И до поры до времени не желаю знать. А теперь, прошу тебя – выслушай меня! Я не такой, как Глум, возможно, я намного хуже… Но я люблю тебя! Люблю такой, какая ты есть, и мне всё равно, кого ты там ещё любишь, и как тебе угодно себя называть. Я… Я прошу тебя стать моей женой, а если тебе это не угодно, то прошу позволения стать твоей тенью, чтобы иметь счастье видеть тебя…

Глаза Лесы превратились в блюдца. Она смотрела на Рарока, как узник, давно потерявший надежду на освобождение, смотрит на внезапно открывшуюся дверь темницы, за которой нет ни полицейских, ни тюремщиков. Но тут взгляд её изменился, словно на лицо девушки набросили вуаль.

– А если я изменю тебе? – спросила она, глядя пристально, словно хотела разглядеть что-то на самом дне глаз мужчины, держащего её в руках, словно ребёнка. – Ведь изменила же я своему мужу. Я могла тогда убежать или вступить в схватку с теми двумя парнями и навалять им обоим по шее. Не факт, что у меня получилось бы, но попытаться было можно. Но я не стала сопротивляться и… изменила. Мне хотелось этого, и я сделала то, чего мне хотелось! Это помогло пережить отчаяние, из-за которого мне расхотелось жить, но разве это меня оправдывает? Глум имел полное право по местным законам меня убить, и я, в известной мере, надеялась на это. Но он даже не рассердился… А что сделаешь ты? Убьёшь? Прогонишь?

– Не знаю, – искренне ответил Рарок. – Я никогда об этом не думал. Но, может быть, если бы это произошло не по твоей воле, то страшно отомстил бы тому, кто заставил тебя это сделать. А если бы таково было твоё собственное желание… В таком случае, вся вина была бы на мне, раз я тебя в чём-то не устраиваю. Да, и я не считал бы изменой связь с Зигом, ведь ты рассказала мне всё заранее.