— Ну ты даешь, Эдвин!
— Прям до слез!
— Не ну что за песня… аж за сердце хватает!
— Эх! Пойду домой скорей! Жена скучает!
— Чет мне тоже пора, засиделся…
— Давайте, мужики, до завтра!
Это лишь немногое, что можно было разобрать в общем гуле. Глядя на происходящее в трактире, Ян не переставал умиляться — насколько чувственные натуры оказались эти суровые, работящие мужики. Так сначала подумал юноша, но после осекся и повернулся к старому барду:
— Все-таки мне до вас еще очень далеко, Мастер… — смахнув слезу, произнес юноша.
— Конечно, — согласился Эдвин, — Но не дальше, чем ты думаешь. Ты быстро станешь хорошим бардом, если запомнишь то, что я тебе сказал.
— Я запомнил. Бард должен следовать воле своих слушателей и играть то, что они хотят.
— Как лютня играет то, что ты хочешь? — хитро прищурился старый Мастер.
— Да, — неуверенно кивнул Ян, — наверное.
— Хех… — покачал головой Эдвин, — Хоть у каждой лютни и есть своя душа, хоть каждая из них неповторима, любая лютня — инструмент в руках лютниста. Но ты не инструмент своих слушателей. Инструмент получает команду и исполняет ее. Ты же должен петь то, что хотят слушатели, но не по их команде. Ты должен знать, что они хотят услышать раньше их самих. И давать им это. Подобное не в силах сотворить ни один инструмент. Лишь только бард с живым и чувствующим сердцем.
Старик поднялся со стула и посмотрел на пустеющий зал. Довольный произведенным эффектом, он хмыкнул и снова обернулся к своему ученику:
— Посиди пока, подумай над моими словами. Мне нужно переговорить с Отто по кой-каким делам. Да и извиниться за то, что у него сегодня рабочий день рано закончится.
Старый бард вместе с трактирщиком скрылись за дверью, отделявшей общий зал от подсобных помещений. Оставшись один, Ян придвинул к себе кружку с остатками молока.
— Должен признать, песня про камень — шедевр! — хохотнул Мьёль.
— Долго же ты молчал, — усмехнулся Ян.
Кот по своему обыкновению фыркнул и отвернулся. Внезапно шерсть у него на загривке встала дыбом:
— Вот же мерзкий ублюдок… — процедил сквозь зубы Мьёль.