Не отводя взора от сада, Саша заговорил медленно и тихо, и потому Анджеллина внимала каждому его слову:

– Не знаю, почему говорю об этом именно вам… Я вообще, как оказалось, не понимаю многих вещей.

– Конечно, – начала она приподнятым голосом. – Ведь вы еще так молоды…

– Я сказал об этом не для того, чтобы вы меня поддержали или пожалели, – перебил он Анджеллину. – Я стал замечать, что не понимаю то, что испытываю. Эти чувства словно противоречат моей природе. Они мне неприятны, но, когда накатывают, я чувствую, как сильно, почти до боли колотится сердце, и со мной происходит что-то странное. Знаю, для вас, человека явно романтичного, подобный анализ собственных эмоций кажется странным, потому что для вас они в порядке вещей. – Саша глубоко вздохнул и выдержал паузу. – Когда… умирала Анко, я не мог смотреть ей в глаза. Я изо всех сил делал вид, будто ничего не происходит. Она говорила и говорила, а я молчал, словно разучился говорить. Я не знаю почему. Бабушка тоже умирала у меня на глазах, но после я практически не вспоминал о ней. В обоих случаях я вел себя как эгоцентричный подлец, а они… Я не понимаю, почему, но, умирая, они просили меня помнить их.

– Пока нас помнят, мы живем.

– Нет, – затряс он головой. – Все это сентиментальный бред.

– Знаете, что на самом деле сентиментальный бред? Ваш страх любить и страх принимать чужую любовь.

Поднявшийся холодный ветер растрепал волосы Саши. Когда порыв ослаб, он убрал пряди с лица и продолжил все тем же ровным тоном:

– Недавно я узнал пренеприятную правду о своем происхождении, после которой больше не смогу воспринимать свою жизнь как раньше. – Он ухмыльнулся. – Передо мной поставили жестокий выбор, от которого зависела не одна жизнь. И я не уверен, что принял верное решение. – Он развернулся к ней боком, продолжая смотреть куда-то вниз. Глубина печали, поселившаяся в его глазах, тронула Анджеллину до легких мурашек. – Этот выбор – ничто по сравнению с тем, насколько чудовищный выбор заставили сделать Александра. Сначала цена выбора была лишь моим предположением, но недавние новости расставили все на свои места. Я был прав. И я очень надеюсь, что никогда не окажусь в ситуации, чтобы понять Александра. Такая мука – быть рабом отупляющей примитивной потребности в любви. Я всегда относился к этому скептически. Даже с легким презрением – к людям, которые ради каких-то высоких ценностей, которые даже неосязаемы, жертвовали материальным. – Саша вновь повернулся к Анджеллине спиной, уперся руками в перила и склонил голову. – Но когда я думаю о том, что один из этих людей – Александр, я в корне меняю свое мнение. Ни на секунду не задумываюсь о том, насколько глупы его мотивы – а с точки зрения логики они глупы. Кажется, я уважаю его решение, даже несмотря на то что страдаю из-за этого сам. Никто не видит, что в этой войне он всего лишь в очередной гребаный раз выступает козлом отпущения.