У меня была возможность убить Александра и тем самым помешать Делинде. Он был так беззащитен передо мной. Мне кажется, если бы я попытался это сделать, он бы не сопротивлялся – в таком отчаянии он пребывал. Тогда я даже не сразу вспомнил, как он спас меня в плену. Нет, что-то другое не дало мне даже задуматься о его убийстве всерьез. Я… жалел его. Не видел в нем ни угрозы, ни тирана, которого все боятся. Только несчастную жертву, уязвимостью которого пользуются все, у кого только хватает наглости. И когда я увидел Александра, то, как на него продолжают давить, морально разрушая, я испытал странную ненависть и не менее странное желание. Это было желание… – Саша дернулся.

Анджеллина встала рядом.

– Защитить? – спросила она тихонько.

Он медленно кивнул.

– Он не заслужил такой жизни. Я просто… хочу помочь ему, но не знаю как. Это тупик.

– Желать защищать близких нормально. В конце концов, несмотря на войну, он остается вашим другом. Я рада, что вы поделились со мной своими переживаниями. Вам легче?

– Вероятно, это было ошибкой.

– Одно из лучших ваших решений.

Он убрал руки в карманы.

– Все, хватит. Не хочу, чтобы вы как-либо комментировали это. Мне просто нужно было выговориться. – Саша развернулся к выходу с балкона. – Скоро начнется. Нам пора.

Они вернулись в зал и заняли прежние места. Люди к тому времени начали потихоньку утихомириваться. Журналисты заняли свои позиции на уровне ближайшего к трибуне ряда.

– Кстати, – начала Анджеллина шепотом, – о каком выборе и решении вы говорили?

– Передо мной поставили выбор: унижение в обмен на прекращение поддержки Дирком Делинды в финансировании войны.

Анджеллина прикрыла раскрытый рот рукой.

– Вы шутите?

Зал зааплодировал, и Саша с Анджеллиной машинально подхватили рукоплескания. Лавиния вышла к трибуне и положила на нее папку.

– Здравствуйте, дамы и господа. Сегодня в центре внимания находится нестабильная военная обстановка на территории Германской империи и вероятность новой войны. Хочется напомнить, что со дня начала Третьей мировой не прошло и пятидесяти лет. Ее застал основатель Делиуара – ныне покойный Джейкоб Аврахам. Вот что он писал об этом в своих дневниках: «После предыдущей войны человечество было уверено, что новое правительство, оглядываясь на плачевное прошлое, не допустит ее вновь. Ради чего погибли миллионы людей, по большей части безвинные жертвы единичных персон, стоящих у власти? Видит бог, мы не учимся на своих ошибках, и из-за убийства пары человек – пусть запланированного убийства – на чужих границах мы разозлимся и отправим на смерть еще десятки тысяч солдат, дабы те принесли нам победу, которая станет исцелением для нашего задетого эго. Ничего в нас не поменялось и вряд ли когда-то поменяется. Мы становимся умнее, образованнее, вежливее, толерантнее, но стоит прозвучать одному выстрелу, и следом сыпется град пуль. Мы вырезали целые народы за то, что они не похожи на нас; выгоняли коренных жителей с их земель; испытывали на мирном населении свое оружие; опустошали территории, закрывая глаза на печальное будущее, ссылаясь на то, что не станем его свидетелями. Кто-нибудь вспомнит, ради чего все это было? Мы продолжаем все это делать. Мы сделали все, чтобы слово “человек” даже в нас, людях, вызывало отторжение и неприязнь».