— Прикажете подать ужин? — глядя сквозь меня, спросил провожатый.

— Да уж, будь добр, — кивнул я, чувствуя, что с самого утра у меня не было во рту и маковой росинки.

— Сию минуту, — поклонился он. — Не обессудьте, у нас весьма скромная трапеза.

Портье не покривил душой, похлебка из вареных бобов навевала грустные воспоминания об императорском столе. Когда же на следующий день в меню не было внесено никаких корректив, я уже поглощал содержимое своей миски с видимой досадой, к вечеру переросшей в остервенение. Особенно же злило то, что до меня здесь, похоже, ровно никому не было дела. Кроме, пожалуй, гостиничного слуги, разносившего тощую баланду, да пары стражников, заступавших мне дорогу, стоило попытаться выйти во двор.

Я коротал время в разговорах с Лисом, утверждавшим, что за прошедший день крепость не покинул ни один человек, бродил из угла в угол и в конце концов с наступлением темноты забылся сном, скорее вынужденным, чем долгожданным.

Утро очередного дня вновь началось со стука в дверь.

— Вставайте, господин рыцарь, — послышалось из коридора. — Приведите себя в порядок и следуйте за мной.

И вновь был бесконечный спуск во чрево скалы, вновь выложенный камнем тоннель, подземелье с яркими факелами на стенах и орденским крестом напротив двери. На этот раз ждать пришлось недолго, мессир Сальватор де Леварье распахнул дверь и ворвался в комнату мощным стремительным шагом, как и в тот памятный вечер на постоялом дворе.

— Рад видеть вас в добром здравии, Вальтер.

Я поклонился в ответ.

— Ваша честь, господин приор, будет ли вам угодно дать мне ответ, в силах ли орден оказать ту помощь, о которой я спрашивал вас намедни.

— Силы ордена ведомы лишь Господу нашему, о вашем же деле скажу лишь одно: все то, о чем вы мне поведали, истинно.

— Мне отрадно это сознавать. Значит ли это, что вы поможете нам? — вновь уточнил я.

— Все в руке Божьей, мы лишь покорны воле Его.

Я удивленно уставился на своего собеседника. Наш прошлый разговор имел весьма светское звучание, теперь же имя Господне буквально не сходило с уст приора. Можно было подумать, что мессир Сальватор попросту тянет время, однако с тем же успехом он мог томить меня ожиданием в убогой келье, пока я окончательно не сошел бы с ума от неизвестности и не начал бы с Божьей помощью разносить гостеприимное приорство по камешку. Однако я был вызван сюда, а стало быть, у его чести было что сказать, и можно было утверждать с полной уверенностью: все, что желал сообщить мне лотарингский рыцарь, он намеревался довести в строго определенный момент и ни минутой ранее. «Что ж, — вздохнул я про себя, — приготовься ждать и слушать, поскольку другого выбора в данной ситуации, похоже, нет». Мсье Сальватор, очевидно, оценил мое молчание должным образом. Он подошел к орденскому кресту и заговорил, указывая на него: