И вот этот человек, лет тридцати пяти от силы, с внешностью невыразительной и тусклой, этот чабан и есть пресловутый Старец Горы? Я не мог в это поверить, но, похоже, у стражников сей факт не вызывал ни малейшего сомнения.

— Итак, мой дорогой дядя из Магриба, и вы, незнакомцы, что же вы хотите? Что ищете в моих владениях?

— Монсеньор, — справившись с первоначальным замешательством, начал я, — мы проникли в вашу благословенную долину, вовсе не ища случая причинить вам или кому-либо из ваших приближенных вреда. Суровая необходимость вынудила нас решиться на этот шаг.

— В это я верю, — кивнул Алаэддин. — Неверные собаки редко по своей воле попадают в Вади-аль-Джан. Так что же привело вас сюда?

— Мой друг, — я указал на Лиса, — ищет свою сестру, похищенную из отчего дома несколько месяцев назад. Все это время мы шли по следу похитителей и теперь, монсеньор, нам горько тревожить вас по столь незначительному поводу, но следы привели в ваши владения. Вчера девочка прибыла сюда, во всяком случае, так нам об этом известно.

— И что, она действительно так хороша собой, — внимательно глядя на гостей, произнес Старец Горы, — что вы, два воина и мальчишка, прикидывающийся магом, решились идти за ней сюда?

— Она сестра моего побратима и, — я указал на Ансельма, — невеста этого юноши.

— Что ты несешь?! — услышал я на канале связи возмущенный окрик Лиса. — Какая сестра? Какая невеста?

— Отстань! Я объясняю начальству ситуацию максимально доступным для него способом.

Услышав мои слова, Алаэддин молча хмыкнул, и я, ободренный этим молчанием, продолжил:

— Мы готовы дать за девушку большой выкуп…

— И ваши жизни, и ваше золото, — прервал мою речь невзрачный чабан, надменно опираясь на посох, — сейчас целиком принадлежат мне. Стоит поднять руку, и вы тут же погибнете…

— Ну, у нас на этот случай тоже кое-что имеется, — злорадно заверил меня Лис. — Стоит мне поднять руку, и у этого животновода рука не поднимется махнуть на нас рукою.

— Погоди, — прервал я воинственные речи моего друга, — насколько я понимаю фигуры восточной речи, это всего лишь долгое вступление перед «но». Так что не будем лишать подсудимого его, возможно, последнего слова.