Лис был прав. Начинать операцию до того, как герцог вернётся в свои покои и уснёт, было нельзя, поскольку отследить его перемещения у нас не было никакой возможности. А встретиться нос к носу со Стражем Севера, скажем, при выходе из его опочивальни, было бы делом, мягко говоря, странным для верных соратников его светлости.

В моём затуманенном алкоголем мозгу невесть откуда всплыла история о некоем ниндзя, посланном убить знатного японского вельможу и избравшем для этого куда как более экзотическую позицию. Снабжённый дыхательной трубкой и копьём, этот воин-тень занял место в выгребной яме в отхожем месте княжеского дворца. Уж не знаю, каково было удивление бедолажного дайме [33], когда вместо желанного облегчения он получил в зад копьём. Могу лишь сказать, что это удивление было последним. Я решил было не говорить Лису о своих странных ассоциациях, но тут мне в голову пришёл вопрос, никогда до сих пор не интересовавший меня в трезвом состоянии. Как удалось отчаянному туалетному охотнику отличить задницу высокородного князя от того же места какого-нибудь захудалого самурая?

Картинка столь странного выбора настолько живо встала у меня перед глазами, что я был вынужден рухнуть лицом на стол, дабы скрыть приступы гомерического хохота, душившие меня с маниакальной жестокостью. В самом деле, грешно смеяться, когда над твоей головой мужественный полководец и тайный претендент на освободившийся трон с высоким пафосом произносит прочувствованную речь о доблести, благородстве и чести.

– Пойдёмте, сэр Торвальд, пойдёмте. – Годвин, который с другими оруженосцами дожидался на лавках у стены, подскочил ко мне, подставляя плечо, чтобы я мог опереться.

Я сделал какое-то странное движение головой, выражая согласие, поскольку кивать мне мешала столешница, а говорить – приступы истерического смеха, сдерживаемые из последних сил. В одном Годвин был несомненно прав – на сегодня мне было более чем достаточно.

* * *

Проснулся я глубокой ночью от настоятельного вызова напарника.

– «Капитан, сколько можно спать?! Не спи – замёрзнешь!»

– «А? Что? Почему замёрзну?»

– «По кочану! Ты посмотри только, шо этот конь педальный вытворяет».

Я напрягся, пытаясь собрать разбредшиеся по лабиринтам извилин мысли воедино. Удавалось с трудом. Картинка, данная Лисом, не прибавила никакой ясности. На широком, покрытом балдахином ложе молодецки храпел Ллевелин. На ровной слабоосвещённой поверхности стояла шкатулка-дубликатор, распахнутая моим другом для лучшего обзора. Чего там только не было! Золотые броши с рубинами, фибулы с изумрудами, перстни, печати, массивные золотые цепи, россыпи сапфиров, но только не искомые клочки мерлинского пергамента.