– Мыши мешают – шуршат, шумят, шалуны, – с этими словами лицо спряталось в древесном стволе окончательно.
– Господи, что это было?! – возмутился вконец обескураженный Лис. – Почему оно разговаривает?
– Не знаю, – покачал головой Годвин. – Может быть, какой-то древесный дух. Здесь много всякого странного, так что лучше держаться вместе. Тем более что далеко не все существа в Зачарованном лесу так же миролюбивы, как это.
Лис вновь вопросительно посмотрел на меня.
– Так что, может, архиепископа лучше не развязывать? Дёрнет ещё куда-нибудь со страху.
– Надеюсь, нет, – покачал головой я. – Не всю же жизнь он был архиепископом. Наверняка какая-нибудь нянька рассказывала ему в детстве о полых холмах, зачарованных лесах…
– Ну, как знаешь. Освобождаю под твою ответственность.
Лис зашагал к идиллически пасшейся на поляне лошади с преосвященным Эмериком на спине.
– Смотрите-смотрите! – Годвин схватил меня за рукав, указывая в сторону леса. Оттуда, из чащи, недовольно мотая красивой головой с ветвистыми рогами, к нам брёл прекрасный благородный олень. Я готов был залюбоваться этим грациозным животным, если бы не одна разительная странность: во рту дикого зверя красовались удила, на спине – попона с чёрным соколом и седло.
– Господи! – промолвил я чуть слышно, трогая голову Мавра между ушами. – Ну надо же!
* * *
Зачарованный лес – идеальное место для прогулок. Во-первых, по нему можно идти бесконечно долго, не ведая куда, собственно говоря, идёшь и где в данный момент находишься. А во-вторых, оглянувшись назад, с удивлением отмечаешь, что ты никогда не бывал в тех местах, которые только что прошёл.
– Послушай, Капитан, – произнёс Лис, подводя к нам коня с освобождённым от пут, кляпа и повязки на глазах преосвященным Эмериком, – мы же, в сущности, недалеко заехали. Может, попробуем вернуться?
И мы попробовали. Я не знаю, как течёт время в подобных местах, но шли мы долго. За это время, пока мы любовались красотами волшебных пейзажей, можно было пройти миль двадцать пять. Вероятнее всего, мы их и прошли. Но ни конца Зачарованному лесу, ни того самого поваленного дерева, возле которого Годвин пытался предостеречь нас, не было и в помине.
– Вот оно, наказание за грехи наши, – с видом стоического спокойствия на лице вещал преподобный Эмерик, вновь обретший дар речи. – Сказано в заповедях: не убий. Но слова Писания – тщета пред волею великих мира сего. Кровь с мечей и стрел ваших – не есть ли это последняя соломинка, преломившая спину верблюду?
Говоря по чести, у меня не было настроения вести философские споры, однако, услышав о верблюде, я невольно улыбнулся. Вряд ли его преосвященству когда-нибудь доводилось вживе видеть это диковинное для здешних широт животное.