— Нет секрета. Служу верой и правдой, как положено. Как слово давал.

— Ой, лукавишь, Федор. — В голосе царя послышалось недовольство. — Верой и правдой мне тут все служат! А помани кого золотым калачом, так поминай, как звали!

— Нечего мне сказать, — вздохнул Згурский.

— Стало быть, от царя таишься. — В голосе Михаила зазвучала сталь. — А ведь это ох как не к добру! Без злого умысла-то чего от государя таиться? Значит, умышляешь что… Ну да бог с тобой, прощу ради праздника. В награду за храбрость и верность покуда не трону — живи да радуйся. Полсотни целковых велел я тебе выдать за поход.

— Благодарствую, надежа-государь! — поклонился Згурский.

— И вот еще, — буркнул миропомазанник, — этот посланец Желтого царя… Лун Ван — уж не знаю, чем ты так ему к сердцу припал, — просил меня, чтобы для постоя его и людей, с ним прибывших, определил я ему твой терем. Ничего иного и слышать не захотел. Так что ответил я согласием. А потому ступай в Посольский приказ — что надо будет, все получи. И уж расстарайся принять гостей так, чтобы они дорогу к нам не забыли. Лун Ван при Желтом царе, как я погляжу, человек немалый.

Середина мая 1924

Красная линия на карте, отделявшая Советскую Белоруссию от панской Польши, целиком скрывала под собой впадавшую в Случ речушку, едва ли не ручей, на берегу которой притаились наблюдатели.

— Граница охраняется секретами и конными разъездами, ваше превосходительство, — тихо, видимо, опасаясь, что гуляющий без дела ветер отнесет на ту сторону обрывки слов, говорил один из них. — Есть и пулеметные гнезда. К сожалению, подробной схемы у нас еще нет: недавно сменился начальник заставы, так что все поменялось не больше двух недель назад.

— Новая метла чисто метет, — тихо проговорил тот, кого первый назвал вашим превосходительством. — Места глухие, секреты хоть каждый день меняй: болота, ручьи, буреломье — как нарочно придумано.

— Может, для перехода другое место подобрать?

— Чем удобнее место, тем пристальнее смотрят и нетерпеливее ждут. Расскажите о нашем человеке. — Он достал из кармана часы с тремя грациями на крышке и некоторое время задумчиво глядел, как движется секундная стрелка. — Вы давно с ним знакомы?

— С шестнадцатого года. Мы воевали в одном дивизионе. Он из корпуса пограничной стражи, служил здесь прежде. На той стороне осталась родня. Большевики узнали об этом и решили его завербовать. «Атлас» — его позывной. Человек он тут вроде и небольшой, но поскольку развозит почту по всем местным заставам, имеет возможность свободно перемещаться по округе. Все его знают. Время от времени он сбрасывает красным информацию о том, что происходит на этой стороне: о назначениях и перемещениях в пограничной линии, а также о действиях, с позволения сказать, армии, с позволения сказать, генерала Бэй-Булак-Балаховича.