— Слушаюсь, ваше превосходительство, — со вздохом сказал Варрава.

— Ответственность за проведение этого этапа операции я возлагаю на руководство нашего пражского филиала. — Згурский открыл окно своего кабинета.

Благоухал май, цвели розы, слышался чей-то смех. Владимир Игнатьевич прикрыл глаза. Перед ним вновь предстала заполненная народом шумная набережная праздничной Ниццы.

— …Как здесь хорошо, Володенька. Как восхитительно! — Танечка Кречетникова, юная, тонкая, грациозная, как первый весенний ландыш, кружилась по мраморным плитам, заразительно смеясь, радуясь солнцу и морю, наполненному блеском волн. — Так будет всегда, ведь правда же, Володенька?

Это был третий или четвертый день их знакомства. Сначала Згурский решил, что ослышался. Он — не юный мальчишка, боевой офицер, прошедший уже две войны, форсировавший реки крови, — и эта девочка… Должно быть, она оговорилась, назвав его так ласково. Но имя прозвучало вновь, и подполковник Згурский моментально понял, что окружен, разбит и взят в плен. Понял, что его больше не жжет холодный пламень, что сердце стучит, и нет счастья большего, чем глядеть в ее глаза и ловить ее улыбку…

— Владимир Игнатьевич, — окликнул полковник Варрава. — А насчет доспеха вашего разве не желаете полюбопытствовать?

— Да-да, конечно. — Згурский провел ладонью по лицу, отгоняя видение. — Показывайте.

Варрава подошел к двери, приоткрыл ее и скомандовал внести чудо техники.

— Полюбуйтесь, — показал он замаскированный офицерской гимнастеркой доспех. — Ей-богу, если все пройдет, тьфу-тьфу, удачно, надо будет это приспособление на киностудию продать. Замечательное, доложу я вам, устройство получилось!

— Безопасное?

— Обижаете, Владимир Игнатьевич! За основу взят панцирь из сплава, разработанного подполковником Чемерзиным. На всякий случай, мы приобрели модель весом два с половиной фунта.

— Я слышал об этих панцирях, но самому видеть не доводилось. Они что же, настолько хороши?

— Пулю из трехлинейки такой панцирь держит с восьми шагов. Помнится, в июне девятьсот пятого года в Ораниенбауме один из подобных доспехов обстреливался пулеметной ротой. Из восьми стволов! На дистанции триста шагов в него попало тридцать шесть пуль. Не то что пробоины — трещины не оказалось! Браунинг держит с полушага, пулей маузера полумиллиметровая пластина не пробивается с трех шагов. Правда, стоит, зараза, как автомобиль! При царе-батюшке от полутора тысяч до тысячи девятисот рублей.

— Да, изрядно, — поднял брови Згурский. — Такие бы кирасы в последнюю войну ох как не помешали бы! Что ж это за сплав такой чудесный?