– Совершенно не по-марсиански.

– А Престон Ломакс? Он поверил, что вы ангел во плоти?

– Кроме него, никто не в силах ответить на этот вопрос. Последнее, что он сказал мне… – Тут Вон сменил оксфордское произношение на безупречную имитацию речи Престона Ломакса: отрывистый выговор, промозглый, словно зимний пляж. – Беседовать с вами великая честь, посол Вен; вы изъясняетесь откровенно и без утайки; для меня, старого обитателя округа Колумбия, подобные разговоры – большая редкость.

Впечатляющая пародия. Особенно если учесть, что ее исполнитель научился говорить по-английски меньше года назад. Так я и сказал.

– Я филолог, – ответил Вон. – Читал по-английски с самого детства, хотя читать – это одно, а общаться – совсем другое. Но у меня несомненный талант к изучению языков. Отчасти по этой причине меня отправили к вам. Тайлер, можно попросить вас об очередной услуге? Не принесете ли мне еще романов?

– Боюсь, романы про Марс у меня закончились.

– Не про Марс. Любые. Какие угодно, на ваше усмотрение. Те, которые произвели на вас впечатление или доставили удовольствие.

– Уверен, профессора английского дерутся за право составить для вас читательский список.

– Несомненно. Но я прошу не их, а вас.

– Я не филолог. Да, я люблю литературу, но читаю бессистемно. И по большей части современные книги.

– Тем лучше. Я бываю один гораздо чаще, чем вы могли бы подумать. Мое жилье вполне удобно, но я не могу покинуть этих стен без детально продуманного распорядка. Не имею возможности выйти поесть, сходить в кино, записаться в общественный клуб. Я мог бы обратиться с такой просьбой к моим… нянькам, но меньше всего мне хочется читать книги, одобренные специальным комитетом. Хорошая, честная книга – почти то же самое, что добрый друг.

И Вон разоткровенничался, принялся сетовать на свое положение в «Перигелии» – да и в целом на Земле. По его словам, в часы бодрствования он был вполне доволен жизнью; в его плотном графике не оставалось места для ностальгии, а инопланетный мир (для Вона он навсегда останется чужим) то и дело открывался с новых удивительных сторон. Однако по ночам, прежде чем уснуть, Вон воображал, что прогуливается по берегу марсианского озера и наблюдает, как на волнах покачиваются стайки околоводных птиц; ему всегда представлялся туманный, клонящийся к вечеру день и светлое небо, подцвеченное древней пылью, что все еще вздымалась над пустынями Земли Ноя. В этих мечтах, в этих видениях Вон был один, но знал, что за следующим изгибом скалистого берега его поджидают другие: друзья, незнакомцы, его погибшее семейство; знал, что ему будут рады, что другие коснутся его, притянут к себе и сожмут в объятиях. Но мечты оставались мечтами.