К «Ненасытному» был причален корабль (досконально проверенный — ни бомб, ни жучков), на котором эта женщина Лисс доставила Люсеферусу промышленника Салууса Кегара. Корабль произвел сильное впечатление на его техников. Они считали, что он резвее любого из кораблей противника. Люсеферус предпочел бы, чтобы корабль был резвее любой ракеты или луча, имеющихся у противника.

Они прибыли сюда для совещания, для встречи, официально посвященной вопросу о том, как новый режим, властвующий в остальной части системы Юлюбиса, может сотрудничать с насельниками.

На совещании присутствовали иерхонт Ормилла и уцелевшие представители меркаторийской верхушки. Времени для реструктуризации меркаторийской власти не было, а выяснив, что (поданным запредельцев) большинство граждан и подданных не любили и презирали Меркаторию, но не питали к ней активной ненависти, Люсеферус оставил большую часть гражданских властей на своих местах. Главные игроки присягнули ему в верности; правда, среди присягнувших не было адмирала флота Бримиэйса, погибшего в ходе боевых действий, полковника Шерифства Сомджомион, которая исчезла и, возможно, находилась на одном из пустившихся в бегство кораблей, и владетельного администратора Цессории Вориеля, который предпочел умереть, но не пойти, как он считал, на бесчестье и предательство религиозных обетов. Идиот. Люсеферус своими руками пристрелил его.

Некоторые из участников посольства к насельникам (отправленного на Наскерон за несколько месяцев до вторжения) ввели его в курс дела, объяснив, чего можно ожидать от этих поплавков. Большинство участников посольства погибли, когда командир перевозившего их корабля отказался сдаться, но некоторые остались живы. Однако Люсеферус сомневался, доверяет ли он им.

Трое из полудюжины его высших командиров тоже присутствовали на совещании. Остальные были заняты — обеспечивали военное присутствие там, где необходимо, и готовились к предполагаемому прорыву через передовые подразделения Объединенного флота.

Никаких запредельцев тут, конечно, не было. Они все еще не оправились от потрясения после чрезвычайных мер, предпринятых Люсеферусом против небольшого городка и орбиталища, набитого художниками, извращенцами и сумасшедшими филантропами. Нужно сказать им, что город был выбран (как он там назывался — Люсеферус запамятовал) только потому, что находился на берегу и был защищен горами, так что можно было снова проделать любимый архитектурный фокус архимандрита. Пусть ужаснутся.

Эти, как их — делегаты? представители? — черт бы их драл, насельников — являли собой мерзкое зрелище. Они были крупными и впечатляли, особенно в своих гигантских колесоподобных э-костюмах, но оставалась — похоже, извечная — проблема: найти среди насельников кого-нибудь, наделенного достаточными полномочиями, чтобы говорить от имени всей планеты. Люсеферус, еще только начиная свою карьеру, узнал, что с насельниками лучше не связываться. Ты их не трогай, и они тебя не тронут. Да он бы в жизни не сунулся к этим проклятым поплавкам, если бы этого можно было избежать. Но избежать не получилось, и он теперь из кожи вон лез.