Из-за сверкающего плеча выдвинулся… мужик, назвать его по-иному не получалось. Мужик был своеобразен, в какой-то мере он являлся антитезой блестящему во всех отношениях предводителю, а также прочим воинам. Не молод и не красив, лицо малость одутловатое, нос переломан. Снаряжен скромно, шпор нет, кирасы нет, под кожаной курткой без рукавов лишь обычная кольчуга, которую благородному человеку носить как-то даже неловко. И шлем тоже отсутствует, вместо него голову пришельца накрывала вполне обычная шляпа с одним заломленным полем, совсем как у мушкетера-левши. На шляпе тускло светилась желтая – возможно золотая – довольно грубо сделанная бляха с изображением то ли звезды, то ли солнца. Зато, будто в искупление дефицита аксессуаров и брони, на плече мужик держал по-настоящему громадный меч в ножнах, очень близкий к привычной Елене форме классического двуручника. Без малого в рост человека, с развитой гардой и клыкообразными выступами у основания клинка.

Рыцари посматривали на мужчину как-то… странно. Правильнее сказать, косились, будто не уважали его ни на грош, однако были вынуждены - причем очень значимой волей – оказывать некие знаки внимания и почтения. А еще любой жандарм из прибывшей армии без всяких затруднений определялся как член какой-либо фамилии, но мужик с мечом единственный, кто не был отмечен явной символикой. Только золотая бляха со звездой или солнцем.

Также среди воинов затесались уже знакомые лица – Жоакина и Кимуц явно чувствовали себя неуютно, находились тут против собственной воли, однако были жертвами предложения, от которого нельзя отказаться.

Жандармы внимательно, без особого дружелюбия, но с явным любопытством рассматривали театральных. После недолгой паузы сверкающий рыцарь спросил, даже не глядя в сторону Жоакины:

- Они?

Акробатка рассыпалась в уверениях, что да, они, они, кто же еще. Рыцарь досадливо поморщился, обрывая поток словоизлияний, затем столь же лаконично приказал в пустоту:

- Приведите.

Из-за спин жандармов появился еще один странный человек, выглядящий поразительно неуместно в убогом антураже маленького городка и вооруженных бронелобов. Елене тут же вспомнился пожилой слуга, тот, что провожал мать Артиго, а после дал аристократке яд. Этот казался моложе и пузатее, но было в нем что-то сходное, неуловимое и в то же время очень говорящее – вот потомственный слуга, который не мыслит себя в отрыве от господской фамилии. Мужчина был одет в очень дорого пошитый костюм, выглядевший как совокупность надутых баллонов из-за многочисленных лент, буфов и прочего декора. Платье разделено строго по серединной линии – черная и белая половины, причем на белой искусно вышиты черные символы и наоборот. Присмотревшись, Елена поняла, что символика одна и та же – стилизованное изображение крыла и паломническая клюка с загнутым навершием для подвешивания фонаря. Знакомый рисунок, однако, не более того. Впрочем, Насильник будто чувствовал затруднения женщины и пробормотал, очень тихо, лишь для ее ушей: