Я спросил у Джака, долго ли он пробыл в армии.

– Полный срок службы; зря потерянное время.

– Не хочешь рассказать, через что ты прошел?

– Я прошел?

– Тебе грозила опасность?

– Разве что умереть от скуки. Я потерял четыре с половиной года жизни абсолютно напрасно.

Джак покачал головой, набил полный рот еды и, жуя, окинул взглядом полные народа столики непретенциозного ресторанчика.

– Здесь всегда так людно? – спросил он. – А у тебя как дела? Ты выглядишь так, словно много бывал на солнце.

– Я тоже уезжал. Только что вернулся.

– Хочешь рассказать?

– Не особенно.

Он пожал плечами и продолжал есть. Мы никогда не могли особенно много рассказать друг другу. Все детство мы занимались разными вещами и делали их по-разному; единственной настоящей и постоянной точкой соприкосновения была музыка, которую мы вместе играли. Мы объединялись меньше чем на час и принимали присутствие друг друга как данность.

Как я тревожился о нем, как боялся, что он мог дезертировать, мог пропасть без вести, мог погибнуть. И вот он здесь. Иногда братьям бывает неловко друг с другом.

– Ты еще играешь? – спросил я.

– Не так много, как хотел бы. Вскоре после того, как мы оказались в лагере на юге, скрипку забрали. Нас стали тренировать. Этим, кстати, я и был занят больше четырех лет. Упражнения, тренировки, распознавание авиации, марши. Ни сражений, ни противника. Насколько это касалось меня, войны все равно что не было, – Джак отправил в рот еще кусочек разваренного фарша. – С год назад стало получше. Скрипку мне вернули, так что я смог практиковаться. А ты как?

– Практикуюсь постоянно. Я теперь композитор.

– Я так и думал, что у тебя может получиться. Ты всегда интересовался сочинительством.

– Я тебе потом поставлю кое-какие из моих записей, – предложил я.

В этот момент нас внезапно прервали. Центральная дверь кафе распахнулась, и ввалилась группа хохочущих молодых людей. С ними хлынул поток ледяного воздуха. Зальчик взорвался шумом. Новоприбывшие орали через все помещение людям, сидевшим за одним из столиков: «Поторопитесь! Скоро начнется!» Другие посетители кричали в ответ. Я не мог уловить, о чем идет речь, но все здесь, похоже, друг друга знали. Некоторые вскакивали из-за столиков. Другие громко свистели. Три молодые женщины разразились пронзительными воплями. У одной из них нашлась при себе сирена на сжатом воздухе, издавшая гудок такой мощности, что у меня зазвенело в голове. Скоро почти все, кроме нас, были на ногах. Дверь не закрывалась. Я видел, как за нею по улице валит в сторону площади Республики густая толпа. Там, на холоде, тоже творились шум и неразбериха. Играла музыка из динамиков. Я увидел большой грузовик, медленно движущийся к площади и весь увешанный разноцветными флагами и серпантином. Кто-то стоял в кузове, опасно перегнувшись через борт, и орал в мегафон. Посетители начали покидать кафе, бросая на столики деньги за съеденное.