Четверо молодых людей, сидевших за соседним столиком, тоже засобирались, скрежеща по полу ножками стульев, хватая пальто и перекликаясь с кем-то через зал.

Я наклонился в их сторону.

– Что происходит?

Ответила женщина, сидевшая ближе всех.

– Вы что, не слышали? – громко произнесла она, перекрывая гомон.

– Чего не слышал?

– Вы где были, на другой планете?

– Да, вроде того. Что случилось?

– Она мертва! Ее больше нет! Все кончено!

Я сразу же понял, о чем она говорит, но переспросил:

– Кто мертв?

Победоносно воздев кулаки, женщина крикнула:

– Мадам! Кто-то с ней покончил!

– Когда это случилось?

– Прошлой ночью! У нас переворот! Эта стерва мертва! Хунта развалилась, и будут выборы.

Мы с Джаком доели и расплатились, но к тому времени, как мы вышли из кафе, кругом никого не осталось. Вслед за толпой мы направились на площадь Республики, уже забитую народом. Радостное настроение оказалось заразительным. Перед монументальным портиком Глондского народного музея собралась группа музыкантов, игравших тяжелый рок, который мне в Глонде нечасто доводилось слышать. Многие под него танцевали, подпрыгивая и размахивая руками, с трудом удерживая равновесие на обледенелой земле. Все еще было очень холодно, но солнце по-прежнему просвечивало сквозь пелену.

Мы с Джаком стояли на краю огромного парадного плаца и смотрели на веселящихся. Все больше и больше людей стекалось со всех сторон. Толпа время от времени разражалась аплодисментами. Установили освещение. Подъехали фургоны с телевидения.

– Ты знал, что все это произойдет? – спросил Джак.

– Нет, – ответил я, указывая на крыши окружающих площадь зданий, многие из которых были правительственными учреждениями и департаментами. На каждой крыше суровый флаг Республики Глонд был приспущен до середины флагштока. – Сегодня тот самый день, когда я точно знал, что должно случиться. Но об этом я ничего не знал.

Мы еще немного посмотрели на толпу, но сами в нее так и не влились. Затем направились в более спокойную часть города, держа путь к железнодорожному вокзалу.