Она должна почувствовать, что осталась у него в долгу. Но такое чувство у нее не возникнет, если он возьмет ее силой.

Он переставил считывающую головку магнитного записывающего устройства на отмеченное место и еще раз прокрутил сцену.

– Это вы на записи, не так ли? – спросил он.

– Да. – Ее голос был едва слышен.

Леттке посмотрел на нее взглядом, который, как он знал, действовал неприятно.

– То, что вы там у меня крадете, – это пачка из двадцати четырех презервативов высочайшего качества, предназначенных для французского рынка.

Она кивнула:

– Да.

– Вы хоть знаете, сколько они стоят?

Она покачала головой, прошептала:

– Нет.

– Проблема в том, что их вообще нельзя купить. Ведь, как известно, владеть ими немцам запрещено, а покупка всплывет в данных банка и будет отправлено автоматическое сообщение в полицию – мы с вами хорошо знаем, как это работает, верно?

Она с тревогой кивнула, но ничего не сказала, только уставилась на него как загипнотизированный кролик на змею. Уже хорошо.

– Такую пачку, – с наслаждением продолжал Леттке, – нужно на что-то обменять. Например, на одолжение. Возможно, на бутылку дорогого коньяка для французского военнопленного, который работает на какой-нибудь ферме и имеет связи на родине. Возможно, на небольшое изменение данных для водителя грузовика или торгового представителя… Вот чего стоят эти презервативы. Плюс риск быть пойманным. Каково это, мы теперь вместе с вами знаем, не правда ли?

– Да, – прошептала она. – Я понимаю.

На самом деле все было гораздо проще: он знал кое-кого в Берлине, кто присылал ему их, заявленными как бельгийский шоколад. Но мыши-программистке не нужно знать это.

Леттке остановил запись на том месте, где видно, как она прячет пачку под своей старомодной юбкой.

– Возникает вопрос, что нам теперь делать, – пояснил он. – Как нам уладить эту неприятную ситуацию.

Она издала дрожащий, стонущий звук и сказала: