Он погибнет не от советской пули, а от банальной простуды. Ни малейшего шанса на героическую смерть.
При мысли о героической смерти он снова вспомнил обещание Гитлера наградить его орденом за раздобытые планы американцев по созданию атомной бомбы. И что теперь из этого вышло? Неужели все оказалось забыто только потому, что он отыскал кое-какую информацию в личных целях? То, что так или иначе делали все при исполнении служебных обязанностей, что обычно считалось незначительным проступком?
У него заслуги перед Отечеством, очевидные заслуги – неужели они сразу перестают учитываться только потому, что в деле замешана какая-то баба?
Не могло же это быть правдой!
Он позвонит в рейхсканцелярию, точно. Само собой, фюрер понятия не имеет, что сейчас здесь происходит. В сущности – строго говоря – Шнайдер и его пособники пренебрегли приказом
Хо-хо. Вполне возможно, в скором времени тут головы полетят с плеч.
Ойген Леттке сразу же заспешил домой.
* * *
Час спустя он сидел, по-прежнему в пальто, за столом на все еще неотапливаемой кухне, с телефоном в руке, положив перед собой блокнот, в котором были записаны номер рейхсканцелярии и ряд имен: имена телефонисток, с которыми ему до сих пор ни о чем не удалось договориться. Можно позвонить в рейхсканцелярию, но подобраться поближе к Гитлеру было невозможно.
– Жалобы любого толка вам необходимо отправить нам электронным письмом, – невозмутимо объясняла ему каждая телефонистка, до которой он дозванивался. – По телефону мы не можем ничего сделать.
И затем они всегда давали ему адрес электронной почты, который уже давно был записан в его блокноте:
жалоба: рейхсканцелярия::берлин
– И сколько это займет времени? – спрашивал он.
– Не могу сказать. Все зависит от характера вашей жалобы.
– Примерно?
– Обычно на принятие решения уходит четыре-пять недель.
Однажды он даже воскликнул: