— Обычно нет, но… состояние больно поганое. Прогуляемся?

— А сумеешь?

— Сумею. Меня так просто не возьмешь, дорогой племянник… я еще… Потемкиных тряхнуть надо. Они точно знают, что там хранится. Правда, не совсем понятно, почему только сейчас зашевелились.

Сигарет у Николая не было, но зато нашелся чупа-чупс, который тоже был принят весьма благосклонно. Дядюшка зубами разорвал обертку и сунул леденец за щеку.

— Ты, дорогой племянничек, только если девице своей конфеты дарить решишь, потрудись купить нормальных, не позорься.

— Я…

— И помалкивай. Главное — помалкивай.

— Где?

— Везде. В принципе. По жизни. Молчание и вправду золото, особенно когда имеешь дело с близкими людьми, — кажется, упражнения привели дядюшку в довольно меланхолическое расположение духа. Он потянулся, старчески покряхтывая, и сказал:

— Это, в конце концов, твое личное дело, но, поверь, чем меньше людей знают о твоих симпатиях, тем легче будет этим симпатиям жить.

И нельзя сказать, чтобы в сказанном не было толики правды.

Но Николай промолчал, а дорогой дядюшка к великой радости не стал развивать неудобную тему.

Шли недалеко, до ограды. И теперь Николай четко ощутил ту невидимую линию, что отделяла усадьбу от внешнего мира.

— Погань… — Беломир вдохнул полной грудью.

— Где?

— Да везде… но конкретно там, в колодце…

— Это колодец?

— По ощущениям если, то эта хрень неизвестная, в которой вообще дна, как такового, не ощущается. Но такое ведь невозможно?

— Невозможно, — подтвердил Николай и добавил. — С точки зрения физики и материального мира.

— Ага, — произнес это Беломир как-то так, что стало очевидно: не слишком-то он доверяет законам физики и этого самого материального мира.