— Интересно, — сказал он, обошедши пещеру. Правда, к алтарю приближаться не стал, проявив редкостное для человека благоразумие. Впрочем, вытянув шею, он разглядел и алтарь.

Снимок сделал.

Попытался, ибо массивный незнакомой модели аппарат его отказался работать.

— Вот даже как… что ж… прошу прощения, — сказал он и поклонился, низко, уважительно. Еще и руку к груди прижал. — Я здесь по велению долга и в мыслях не имею оскорбить.

— Она не оскорбилась, — сказал дядюшка, все еще мятый, взъерошенный и бледный, но для покойника выглядящий на редкость бодро. — Это остаточный фон.

— Учтем.

Гость одарил Беломира долгим взглядом, потом кивнул и бросил:

— Жду отчет.

— Как только, так сразу… вы покойников вынесете?

— Вынесут. Все вынесут, и покойников, и…

Он запнулся, явно сообразив, что не след дразнить богиню в её храме.

— …все лишнее, чему тут не место. А завтра пришлем бригаду стены восстанавливать. Вот, Беломир, скажи, ты же вроде взрослый человек. Понимать должен, что нельзя древние храмы рушить! Это, между прочим, историческая ценность. Ковальский узнает…

По дядюшкиному лицу будто судорога прошла.

— …он тебе выскажет все, что думает по этому-то поводу…

Неведомый Ковальский сразу представился человеком взрослым. Впрочем, весьма скоро гость прервал беседу, чтобы вновь одарить высочайшим вниманием Николая.

— Стало быть… вы утверждаете, что Потемкин-старший превратился…

— В лича, — подсказал Николай.

— В лича, — это слово гость произнес так, что было видно: в существование личей он, как и официальная наука, не верит.

— Сперва я полагал его просто немертвым, — пояснил Николай, ибо шкурой чувствовал, что от него ждали пояснений.

А он бы поспал.