Я целиком сосредоточилась на том, как его пальцы обхватили мой сосок, а другая рука лениво поглаживает между бедер.
– Я вполне способна… – Я ахнула, вцепившись в его плечи, когда он просунул в меня палец. – Слушать.
Он усмехнулся мне и начал медленно двигать пальцем туда-сюда, пока я не стала задыхаться.
– Итак? Знаешь, чего я жажду?
Меня изумляло, как быстро он меня отвлек. Удовольствие клубилось, проникая все глубже.
– Чего?
– Медовой дыни, – прошептал он мне в губы, ускоряя темп. Он склонил голову. – Я могу жить одним твоим вкусом. Клянусь.
Эта порочная клятва прокатилась по мне, и мой пульс резко ускорился. Он поднял голову и просунул внутрь еще один палец. Его глаза ярко горели и были полны дерзких обещаний. Он двигал пальцами и, не отводя глаз от моих, наблюдал, впитывая каждый легкий вздох и трепет моих ресниц, не позволяя мне отвернуться и сбежать от создаваемого им бешеного прилива ощущений.
Впрочем, я и не хотела никуда сбегать.
На его правой щеке появилась ямочка. Он потирал большим пальцем мое чувствительное место, а его глаза вспыхивали, когда я прерывисто втягивала дыхание. Он начал выводить ленивые круги вокруг затвердевшего соска, почти касаясь его, но каждый раз в последний момент отводя руку.
– Кас, – выдохнула я.
– Люблю, как ты это говоришь. – Вспыхнули и закружились золотые искры. – Люблю, когда ты так выглядишь.
– Знаю.
Мои бедра двинулись вперед, но он прижал их.
– Стой смирно, – хрипло приказал он. Его большой палец совершил дразнящий круг. – Я еще не насмотрелся на тебя. Знаешь, как ты прекрасна? Я тебе сегодня об этом говорил?
Я была почти уверена, что говорил.
– Как изумительна… Когда твои щеки пылают, а губы припухли… Прекрасна.
Как могла я не чувствовать себя прекрасной, когда знала, что он верит в свои слова? Я словно горела изнутри. Я провела руками по его груди. Восхищенная, как колотится его сердце под моими ладонями, напряглась в его объятиях, потершись губами о его губы. Он навалился на меня, прижавшись своим возбуждением к моему бедру, и поцеловал.
– С этой жаждой нужно что-то делать, – сказал он, и это стало единственным предупреждением.
Он убрал руку от моих ног, и не успела я запротестовать, как он опустился на колени.