Светлый фон

Гай оказался единственным осьминогом в классе. Поэтому, когда остальные ученики, глядя в окна, с восхищением разглядывали Серые Башни, он с интересом смотрел на Районы. Возможно, это было еще и оттого, что он ощущал себя неполноценным осьминогом и в глубине души понимал, что скорее всего не сможет работать головой, как папа и мама, а значит, ему придется зарабатывать на жизнь физическим трудом и переехать в Районы.

Это был день физики. Но последним уроком поставили астрономию.

Учитель — седовласый мужчина с короткими усиками и вечно отсутствующим взглядом — не отличался многословием. Приветствие его ограничивалось тяжелым вздохом и протяжным, заунывным «ну, что же, давайте начнем, раз пришли, включайте машины», после чего следовал еще один тяжелый вздох.

Они включали машины — раскладные персональные экраны, прятавшиеся в парте. Учитель что-то нажимал у себя на столе, а потом весь урок смотрел в окно. Экран все делал сам: показывал картинки, объяснял темы, разбирал задачи. Скорость ученики регулировали по желанию. Кто как успевал. Текст можно было останавливать, проматывать вперед и назад. В конце каждой темы — контрольные вопросы. Ответил — и переходи к следующей. Впрочем, иногда учитель отворачивал седовласую голову от окна и смотрел на своих учеников с неподдельной жалостью. Сам он привык работать со множеством ускоренных информационных потоков, разгоняя свой мозг в осьминоге, и простые экраны казались ему анахронизмом пещерных веков. Один час в осьминоге заменял ему тысячу часов обычного экранного времени. Иногда он представлял себя на месте своих учеников, и тогда на весь класс раздавался очередной вздох, после которого учитель опять смотрел в окно отсутствующим взглядом.

Но в этот день обычный график урока был смят в самом начале, когда после привычного «ну, что же, давайте начнем, раз пришли, включайте машины» выяснилось, что машины не очень-то хотят включаться. В конце концов после непонятных проблесков экраны засветились ровным белым цветом и замерли в автономном режиме информационного ожидания. Они выглядели бестолково и растерянно. Но еще более бестолково и растерянно выглядел учитель. С его экраном тоже творилось неладное, и понимание происходящего приходило медленно.

— Не работает, — сказал учитель, тяжко вздохнул и ссутулился.

Молчание длилось несколько минут, пока учитель усиленно соображал, как ему быть и что предпринять. Вечно отсутствующее выражение лица то вдруг становилось осмысленным, то растерянным. Глаза перебегали с одного ученика на другого и остановились на Гае.