Светлый фон

По факту «Мой старший брат Иешуа» история двух ненавистей — ненависти Антигоны к царю Ироду и ненависти Деборы к тем, кто убил ее семью. Это как крик — ты не смогла, а Я — смогла! Я убила их всех! У меня БЫЛА причина. Это сравнение с целью оправдать себя, оправдать свое кровавое безумие. Но почему она делает это именно сейчас? Прошли годы, страшные события стали больше походить на воспоминания, и наконец-то можно спросить: когда? Когда и почему она перешла границу? Перестала верить в Суд Божий, и принялась вершить Суд земной? Не просто так столь скрупулезно рассказчица останавливается на истории Антигоны. То, как детально рисуется история преступлений Царицы, наводит на мысль о болезненном пристрастии, кумирстве. Даже какая-то ревность — кто был лучше? Отомстил сильнее?

Страшным оказывается осознание читателем того, что сама Дебора давно признала, — месть не имеет вкуса. Это просто действия, которые совершаешь потому, что внутри пусто. И никакая месть не заменит тех, кто погиб. И хотя по прошествии стольких лет Дебора идеализирует брата, родителей, мужа, братьев (все они в ее рассказе напоминают святых или как минимум праведников), из ее почти отрешенного тона понятно, что ничто не принесло ей успокоения.

Впрочем, она и не ждет его. Если внимательно прислушаться к тому, что рассказывает Дебора, создается впечатление, что в ее жизни никогда не было Бога. Историческая и этнографическая канва романа выглядит очень естественной и не вызывает отторжения или ощущения обмана. Полное погружение рассказчицы в происходящие события заставляет принимать на веру все, что она произносит. И очень не скоро осознаешь, как жестко Дебора истязает свое прошлое. Как упорно она не вспоминает о моментах Веры. Трудно поверить, что их не было. Страшно понимать, что их не стало. Это еще одна боль и беда Деборы, младшей сестры Иешуа, — она потеряла Бога. И всю книгу, всю эту длинную историю она хочет произнести это и не может. Она хочет сказать: «Я не верю». Она говорит: «Что-то мешает мне видеть».

не вспоминае

Страшными выглядят небольшие временные отступления в повествовании — отступления не в прошлое, а в будущее. Когда, вспоминая о чем-нибудь добром и важном, Дебора вдруг сбивается и упоминает то, что будет. То страшное, что еще не случилось в ее рассказе, но до чего она дойдет. Или не дойдет. И когда в конце книги она говорит, что «Потом наступила Тьма», мы уже знаем, что это за Тьма, хотя ее описанию автор не уделил и десятка страниц. И я склонна считать, что это хорошо — и без того книга наполнена невероятной безысходностью.