Заметить дракона теперь было невозможно – потолки были высоки. Для этого потребовалось бы запрокинуть голову, что маловероятно само по себе, ведь люди не привыкли ожидать опасности сверху; а в присутствии лорда и вовсе недопустимо: смотреть разрешалось только в пол.

Но к чему все эти ухищрения для существа, которое и без того обладает способностями телепата и абсолютного ментального контролёра? Да – обладает! как успел выяснить лорд Эдвард за минувшие годы. Дракона нельзя увидеть, если только он сам этого не захочет. Правда, оборотни и представители других старших рас могли чувствовать присутствие ящера где-то поблизости.

Выходит, деланое сценическое представление разыгрывается для него одного? Что это – театр одного актёра для единственного зрителя?

Лорд Эдвард не любил театр и не любил драму.

– Милорд! – Источник голоса меж тем неумолимо приближался. – Я знаю, вы где-то здесь!..

Заклинатель недовольно поморщился. Чёртова глупая девица. И какие демоны занесли её сюда в эту несчастливую минуту? Ах да. Это же он сам накануне назначил рандеву.

Всё складывалось крайне неудачно.

Когда миловидное создание, кокетливо покачивая длинными ресницами, наконец вплыло в зал, правитель неожиданно для самого себя почувствовал жалость.

Куда спешит несчастная – навстречу смерти? Нелепой, преждевременной, незаслуженной смерти?

И как потом объяснить при дворе неожиданное исчезновение пассии? Ведь слуги видели, как она заходит. Скорее всего, Севилла даже справилась у них, где его искать. Опять поползут самые невероятные, самые гнусные слухи… и опять они окажутся правдивы.

«Ты стал удивительно сентиментален, Эдвард, за краткое время моего отсутствия. – Насмешливый голос в голове разогнал все мысли и ощущения, выбелив сознание девственной пустотой. – Не верный ли это признак слабости сердца?»

Нет. Благородное, великодушное чувство никак не могло быть признаком слабости. Но, несомненно, оно само являло собою ту слабость, ту уязвимость, сквозь которую, как сквозь сочленения доспехов, его можно было достать, филигранно уколоть прямо в сердце.

Севилла, конечно, не слышала этого голоса, но что-то подспудно заставило её насторожиться. Как беззащитный пугливый зверёк, она остановилась и растерянно покрутила головой, но, кажется, это не помогало. Заклинатель и сам едва заметно пошатнулся от позабытого ощущения ментального контакта.

В маленьком зале царила совершеннейшая, осязаемая тишина, тишина, которую можно было резать ножом, – но в этой тишине густо звучал медный колокол, плыл недоступный слуху смертных звон.