– В каком году это было? – всё же решилась спросить Пайпер.

– В тысяча семьсот восемьдесят третьем.

– Я не математик, – присвистнула Пайпер, – но, по-моему, это было очень давно.

Марселин, вновь усмехнувшись, глотнула кофе и продолжила:

– Я даже смогла прикупить подарки для Карлоса и Рафаэля, потому что знала, что они будут жаловаться, если мы ничего им не привезём, но… Мы так и не доехали до дома.

Марселин стала перекладывать записи на столе, будто это помогало ей отвлечься от неприятных воспоминаний. Пайпер в очередной раз пожалела, что вообще заговорила об этом.

– Не знаю, как, но тёмные создания нашли нас на пути в Картахену. Отца они убили даже быстрее, чем я успела что-либо понять. А потом принялись за меня.

«Почётное звание идиотки года достаётся тебе, Пайпер Сандерсон!»

– Тогда я ещё не понимала, почему, но демоны долго не могли добить меня. Я подумала, что попала в ад. Ну, знаешь, все эти разговорчики про ад, которыми пугали детей?

– О, да, – невесело поддакнула Пайпер, – знаю.

– На самом деле меня защищала магия. Демоны ломали меня, а магия восстанавливала. И так было до тех пор, пока меня не нашёл Стефан.

Пайпер невольно покосилась на дверь, ведущую в спальню.

– Он избавился от демонов и забрал меня, вот только куда – я не знала. Мне было так больно, что я едва могла оставаться в сознании. Я даже не думала о том, что моего отца уже нет в живых, что я не знаю, кто такой Стефан и почему он решил мне помочь. Да я бы и не смогла ему помешать, даже если бы очень захотела: помню, как он открыл какую-то дверь прямо в воздухе и прошёл через неё, унося меня от развернувшегося на дороге побоища. Потом-то я поняла, что это был портал, – опять усмехнулась Марселин, морща нос. – Стефан сам объяснил мне это, когда я поправилась.

– После того, как он погрузил тебя в сомнус, или до этого? – осторожно уточнила Пайпер.

– После, разумеется, после. Он использовал сомнус после того, как забрал меня к себе домой, где мог заняться моим лечением.

– Сколько ты спала?

Марселин замерла, смотря на потолок. Где-то в глубине спальни тикали часы. Пайпер терпеливо ждала, давила в себе любопытство даже после того, как ожидание перевалило за несколько минут. Марселин смотрела на потолок так, будто там были все ответы, но глаза её были пустыми.

– Тридцать лет, – наконец произнесла она совсем тихо. – Я уснула в тысяча семьсот восемьдесят третьем и проснулась спустя тридцать лет, в тысяча восемьсот тринадцатом. И я ничего не помнила о своей жизни.