— Для него?
— Да.
— Что ж. Я не знаю, возможно ли это. Да чёрт возьми, я не знаю даже, как закончится эта битва. Если это твой выбор… Если хочешь играть — играй сейчас.
Алька кивнул и снова поднял скрипку. Он не рассчитывал, что музыку будет слышно в адском грохоте, лязге сталкивающегося оружия, разрывах огненных зарядов, сполохах молний и криках умирающих. Но он и играл не для них.
Он играл для того, кто за тысячей тысячу лет провёл в этой тюрьме, плача и не зная любви. Он играл так, как не играл никогда в жизни. Пусть музыка и не была его профессией, всего лишь хобби самоучки, Алька чувствовал, что Он слышит. Он внемлет. Он на миг перестаёт плакать и растворяется в музыке. Соприкасается с душой и сердцем играющего.
Дьявол стоял рядом, оберегая музыканта, огородив его своей властью от яростной бойни, какой ещё не видывал ни один из мириадов миров. Дьявол тоже вслушивался в музыку. И тоже чувствовал прикосновение бога. Бога, который больше не плакал.
Тогда дьявол протянул свои ловкие корявые пальцы к почти пустому заплечному мешку. Выудил из него наконечник копья, которым когда-то давно в одном из миров пытались убить бога. И всадил его Альке в грудь.
* * *Он не мог спрашивать, потому что умер. Но он спросил.
— Ничего особенного, — ответил Азраил.
Он тоже не мог отвечать. Потому что тоже умер. В тот же миг, как исчез бог, создавший Стикс, и исчез сам Стикс, и исчезли в нём все твари созданные, твари разумные, твари высшие — твари проклятые. А с ними все божьи твари из всех миров, пришедшие на великую битву. Не было больше Стикса, и не было им места в нём, так что исчезли все. И Азраил исчез, поэтому не мог отвечать. Но он ответил.
— Ничего особенного не будет, — ответил он. — Боги не смирятся с поражением. Никогда и никто из смертных не должен покушаться на Братьев, равных среди равных. Если даже сами боги просчитались в своих же законах, они найдут способ вернуть всё обратно.
— И Стикс возродится?
— Разумеется. И высшие будут, как прежде, в ярости. Проклятые будут страдать. Верующие — верить. Фанатики — оправдывать свои злодеяния волей божьей и высшим благом. Потом кто-то снова попытается нарушить равновесие и разразится война, какой еще не случалось по обе стороны Стикса.
— А как же… Он?
— А что Он?
— Он не умер?