Медина уходит в гондолу управления, я — в грузовой отсек, чтобы принять имперский дирижабль на борт. За мной трусит адъютант. В грузовом духота и жара ещё невыносимей, чем наверху. На ходу скидываю китель и флягу с виски на адъютанта, расстёгиваю несколько верхних пуговиц рубашки. Внешний люк заклинило, приходится открывать вручную. Хорошо, что «когти» сработали и, подцепив «Литу», втянули её внутрь «Ржавого призрака».

Первое, что я вижу — разбитое стекло над пультом управления. На полу, под креслом пилота, лежит Скади Грин. Чёрт! Сердце запинается, но я почти сразу понимаю: она жива, просто без сознания. Вытаскиваем её из дирижабля, кладём на пол. Больше на борту «Литы» никого нет, и я догадываюсь, что там могло произойти.

Приседаю подле Грин, достаю из её кобуры револьвер, из него — патроны, убираю оружие на место.

— Жива? — интересуется адъютант.

— Жива, — отвечаю, — дай сюда флягу, сержант.

— Господин подполковник, воды почти не осталось…

— Тогда дай мою флягу!

Наливаю в ладонь виски и выплёскиваю в лицо женщине. Помогает: она приходит в себя, пару секунд смотрит на меня, пытаясь понять, где она и кто я такой, а потом хватается за револьвер. Дуло втыкается мне под челюсть. В аквамариновых глазах Грин — враждебность. Усмехаюсь. Обычно женщины смотрят на меня иначе. Грин — первая, чей взгляд обжигает такой страстной ненавистью и в то же время делает мне честь скрываемым, но всё-таки заметным уважением ко мне как к достойному противнику. Наслаждаюсь моментом. Когда в таких красивых глазах отражаются столь сильные чувства к тебе — это… будоражит. Приятные и уже забытые ощущения…