Арестовывать Винтерсблада хотели идти всем полком. Но все в коридор перед грузовым отсеком не поместились бы, поэтому Хайнд отобрал в качестве поддержки пару десятков солдат, а остальные остались ждать в главном тренировочном зале.

Солдаты держали дверь в грузовой отсек на прицеле, ожидая появления Винтерсблада. В гуще вооружённых пехотинцев, взмокший от волнения, стоял Кирк Медина. Он не был уверен, что поступает правильно. Но он не был уверен и в невиновности Винтерсблада. Он бы с удовольствием принял нейтралитет, но тогда командовать будет Хайнд, и в этом случае пилот не мог поручиться, что подполковник доживёт до земли и под арестом с ним ничего не случится.

Медина, как и все здесь, опасался непредсказуемой реакции командира пехоты, но револьвер из кобуры не достал: даже в такой ситуации он не мог переломить себя и взять на прицел человека, чья вина не была для него очевидной.

Когда дверь отворилась, Кирк заметил за спиной подполковника золотоволосую женщину. Он узнал в ней имперского пилота — знаменитую Скади Грин. Рядом топтался адъютант Винтерсблада и больше никого видно не было. Но не может же быть, чтобы на разведчике никого, кроме пилота, не было! Где же остальные? Погибли?

— Видимо, после обеда у нас по расписанию бунт, — флегматично заметил Винтерсблад, окидывая взглядом вооружённых солдат. — Медина, и ты с ними? Вот уж не ожидал, что в твоём тихом омуте найдутся столь решительные черти!

От одного только взгляда командира пехоты — спокойного, оценивающего — Медину бросило в жар. Что он, Кирк, тут делает? Он лишь второй пилот, какое он имеет право?!.. Но что если Винтерсблад и правда виновен? Тогда его, Медины, обязанность — принять на себя управление цеппелином и ответственность за жизни команды, в том числе и преступника. И, разумеется, не позволить Хайнду учинить самосуд — этот может! Вот и сейчас, пока остолбеневший пилот изо всех сил старался смотреть уверенно и прямо, не опуская взгляд, ротный уже влез со своими обвинениями, тычет в командира карабином. Он же только разозлит подполковника, хотя прекрасно знает, на что тот способен, если его довести!

Но Винтерсблад кажется спокойным. Он вплотную подходит к Медине и что-то ему говорит. Пилот не сразу понимает, что он от него хочет. Из последних душевных сил сохраняя уверенный вид, выдавливает из себя обвинения по всей форме и просьбу сдать оружие. Протягивает ладонь в белой перчатке за револьвером подполковника и мысленно ужасается тому, как дрожат руки.

Все замерли и ждут развязки. Кажется, даже не дышат, готовые в любой момент спустить курки, стоит только Винтерсбладу сделать резкое, пугающее их движение. Но он лишь кладёт свой револьвер на ладонь Медины, а потом, когда Хайнд подталкивает пленника, чтобы отвести в клетку, едва слышно обращается к пилоту: «Посмотри на их зрачки, Кирк! Не реагируют на свет, как и у Фриппа». И почему-то именно эта фраза, произнесённая почти шёпотом, не только достигает сознания Медины, но и накрепко в нём застревает.