Во что верится слабо, соответственно, пакость заведшаяся была интересна. Ну, возможно, конечно, что Романовские обленились и рунное граффити перестали подновлять и совсем раздолбаи. И луна из зелёного сыра, хотя чёрт её, по теперешним временам, знает.

Романово на поверхности выглядело как трёхэтажный особняк со здоровенными воротами, пристроенный к каменистому холму. Старое жильё давно снесло лесом, а вокруг особняка были гектары, обнесённые железной кованой решёткой. Морковку и прочие укропы выращивали, которым в подземелье не очень. Так-то гномьё, как и положено, грибами и мхами, довольно плодовитыми, питались и свинятиной повышенной ленивости. Из “подземников”, естественно.

Но это “голодный паёк”, а так — торговало и жрало Романово нормальную еду. Но грядки были. И на фоне каменного, готишного особняка, стального, готишного сторожевого дома, ну и вычурной, ажурной и кованой ограды — смотрелось. Весело смотрелось, прямо скажем.

Сам сторожевой дом, а точнее — стальные ворота, в “створах” которых и были стражи — проехал я спокойно. Их запертыми я не видел, а байк — отличительная особенность, так что меня поприветствовало только помахивание граблей какой-то бороды.

К особняку подъехал, был парочкой стражников послан. Не нахрен, а к Старшому, ну или Старшему Мастеру, Витальевичу, который, к счастью, торчал неподалёку от “входного особняка”. То есть, метров сто по широкому коридору, после грузового лифта, спустившего меня на четвёртый ярус. Который от поверхности — первый выходил.

Кстати, никакой вычурности коридоры подземные не несли. Высокие, метра два с половиной, широкие — это да. Но четырёхугольник, рунами гномьими обляпанный, гранитом облицованный. Метра метрой, в общем, с антуражем. И электричеством, а не факелами какими.

Обиталище Витальича было относительно небольшим, излишеств вроде проходных или секретарш не имело. Как и каких-то там кресел для посетителей: почти всё пространство занимал П-образный стол, со стопками бумаженций, старыми, аж бездисковыми, телефонами и прочей фигнёй..

Гремлинам старьё поддавалось медленно, иной раз доживая до изменения. А дальше гнумы корябали столь ядрёную брань, что чувствительные поклонники Великой Энтропии нести её в обматерённое не могли. По этическим соображениям, да.

И вот, внутри этого стола на кресле на колёсиках ездил Виталич — гнум, огненно-рыжий, с перехваченной сантехническим хомутом бородищщей, в пинжаке поверх тельняшки… Ну, колоритный тип, в общем.

— Кащей — ты? — тыкнул в меня гнум сосиской пальца, не отнимая трубку от уха.