После этих слов поднялся настоящий гвалт. Кто-то охал, кто-то кричал, что не верит. Брехня!.. Бабы по-волчьи, страшно и тоскливо завыли на всю округу. Мужики, гомонившие до этого, притихли. У Артема по коже побежали мурашки. Но когда притащили упирающуюся Аглунью, толпа баб, словно стая диких зверей, с воплем: «Не отдадим!» сорвалась с цепи. Они тесной толпой ломанулись к пленнице. Растолкали ничего не понимающих мужиков и напоролись на древки копий дружинников. Шесть десятков воинов еле сдерживали остервенело рвущихся освободить швею женщин. Они бросались на копья, пытались кусаться, падали под ударами древков и ползли к ногам воинов. Дружинникам помогла выучка сражаться плотным строем. А рвущихся к швее баб не останавливали удары и раны. Они падали, поднимались, грудью шли на копья. Снова падали и, если не могли встать, с жутким, тоскливым бабьим воем на брюхе, на четвереньках ползли по измазанному грязью снегу. Артем закричал:

– Мужики, хватайте своих баб, иначе их убьют! – Его громкий крик снял оцепенение с крестьян, и они набросились на женщин со спины.

– Мозырь, уводи колдунью, и в клетку ее. В рот забейте кляп. Саму свяжите и ждите меня.

Мозырь дал команду, и колдунью быстро увели. Чем дальше она уходила, тем слабее сражались женщины. Вскоре они, обессиленные, лежали в истоптанной грязи. Турган стоящий рядом с Артемом, смог с трудом выговорить.

– Ежели бы сам не видел такое, в жизни бы не поверил. Что делать – то, милорд? – Его крепкие, натруженные руки, сжатые в кулаки, предательски дрожали.

– Что делать? – хищно усмехаясь, переспросил Артем. – Сечь баб будем. Чтобы наука им была на долгие года. И правило введем, чтобы не забывали ее. Сечь их каждую неделю в последний день у этого позорного столба. Пока не отменю наказание. А у каждого мужика над изголовьем кровати должна висеть плеть как напоминание об их предательстве.

– Мужики. – Артем снова обратился к крестьянам. Ваши бабы порастеряли ум. Его нужно вернуть. Если вы не захотите своих жен пороть, то их выпорют мои дружинники.

– То, что сейчас было, это вам позор. Не доглядели. Не управляли домом, как нужно, за то и расплачиваться будете. Задирайте жинкам подолы и хлещите их по сра… чтобы выбить из них весь срам.

По площади прошелестел возмущенный гул.

– Я себя бароном не назначал, – сурово и негромко проговорил Артем. Вы выбрали меня своим господином и защитником. Сегодня я спас ваших баб и защитил ваших детей. Кто ослушается, будет казнен у этого столба вместе с женой. Я все сказал.

И мужики, затравленно глядя на него, несмело потянулись к своим женам. Сначала один. Тот, что был раздетым, в одном кожаном фартуке.