– Доппельгангер? – повторил я и посмотрел на Мордекая. – То же, что ты?
– Это похожие вещи, – сказал он, – но не в точности одно и то же. Доппельгангер – это такая раса, которую крайне сложно принять. Как
– Это ещё и больно, – добавила она.
– И больно. Ей приходится высекать собственный облик. А поскольку она ещё не овладела мастерством скульптора… – Мордекай умолк на полуслове и жестом указал на лицо женщины. – Но у меня есть некоторый опыт в таких вопросах, вот я и помогаю ей обзавестись более естественным обличьем.
– Это трудная задача, – признала она. – Я возвращаюсь к своей естественной внешности только во сне или в ванной. Но в другом месте… Мне приходится использовать зелье исцеления, чтобы увидеть своё отражение. – Она провела рукой возле лица. – Результат вы видите сами.
– Подождите… Вот что вам поможет.
Я порылся в своём инвентаре, нашёл то, что искал, и положил на стол. Это был осколок зеркала размером с ладонь. Я забрал его на первом этаже, когда мы собирали лут после боя с
– Ух, спасибо вам! – воскликнула Катя, беря осколок.
Она двигалась так несмело, что заставила меня подумать о кролике. Такая пугливая, нерешительная, кажется, что сбежит, вздумай я повысить голос. Как эта женщина ещё остаётся здесь? Как она ещё жива?
Она боязливо заглянула в зеркало.
– В одном магазине здесь продаются карманные зеркальца, но я не могу покупать… Боже, я выгляжу как картина Хуана Гриса[98].
Я не знал, кто такой Хуан Грис, но предположил, что это имя человека, который патологически не умел рисовать лица. Я смотрел, как лицо Кати мялось и вспучивалось, как будто под её кожей передвигали мебель. Её глаза изменили форму и заняли более правильное положение на лице. Я как будто наблюдал, как невидимые руки мнут глину.