— Тихо! — шепнул я так резко, что моя напарница аж подпрыгнула. — Слышишь?

— Что слышу?

— Тихо ты, говорю. Прислушайся.

Я замолчал, пытаясь понять, не словил ли глюки. На миг мне показалось, что до меня донесся вой. Хаски же не лают, а воют? Точнее, даже поют. И, кажется, мои уши уловили что-то подобное. Жалобное, слабое и приглушенное.

Словно из-под земли.

— Слышу, — резко посерьезнела Ленка и указала на северо-запад. — Оттуда.

— Давай проверим.

— Но квадрат…

— Вернемся и прочешем, если там ничего нет. Время же дорого.

Ленка молча кивнула, и мы, перехватив рюкзаки с вещами, пошли по азимуту. Лес здесь был не сказать чтобы густой, но и не приятный для прогулки сосняк. Коряги, кочки, заросшие мхом и несъедобными грибами пни…

Тьма внутри меня встревоженно колыхнулась.

— Стой! — я едва успел ухватить Ленку за шиворот ее гигантской куртки, как только она занесла ногу, чтобы сделать еще шаг.

Девчонка вскрикнула не то от неожиданности, не то от страха. Я тут же оттащил ее назад, себе за спину, и сам покачнулся. К счастью, успел ухватиться за ствол молодого деревца.

Перед нами зияла темная круглая дыра. В земле.

— Твою мать! — в сердцах выкрикнула девчонка. — Нельзя же…

А затем она увидела причину моего рывка и побледнела. И тут из дыры раздался тихий жалобный вой.

— Кажется, нашли бедолагу, — выдохнул я и опустился на корточки. — Дай фонарик.

Ленка быстро пришла в себя — очень мне нравилось в ней это качество — и выудила из кармана рюкзака фонарь. Включила направила луч в темноту дыры.

Фонарик выхватил из темноты два красноватых глаза и серо-белую собачью морду. Хаски. Пес, возможно, узнав нас, снова тихо заскулил.

— Мне его голос не нравится, — сказала Ленка. — Ранен?